Е г о р о в. А ты, Паша?
Молчание. Егоров снимает с его лица рогожу. Тот лежит с открытыми глазами.
Паша, Павел... ты что? Ты слышишь меня, Паша?
Молчание. Егоров прикрыл вновь лицо мертвого.
Итак, единогласно. Ну, дай я поцелую тебя, новый Колесников!
Т а т а р о в (зло и настойчиво). В губы, в губы!
Егоров обнял Федора. Где-то вверху лестницы шум и голоса. Слышна команда: "Ganzer Zug, halt! Links um! Richt' euch!"* И, сбросив с себя личину,
выпрямив шись в рост, сумасшедший устрашенно прижимается к стенке.
_______________
* Взвод, смирно! Налево равняйсь!
Е г о р о в. Приготовьтесь, товарищи.
Все, кроме Федора, сбиваются в кучу на правом ближнем плане.
О л ь г а. Идти в ногу, глядеть легко, весело. На нас смотрят те, кто еще сегодня вечером сменит нас. Красивыми, красивыми быть, товарищи!.. (Федору.) Вставай, Федя, пора...
Федор присоединяется к остальным. За дверью показываются люди.
Т а т а р о в. Раньше в барабаны били при этом. Я в описаниях читал. Что-то не слыхать...
Мальчик шарит шапку на нарах.
С т а р и к. Шапку-то оставь, Прокофий. Тут недалеко.
Дверь открылась. Входят с о л д а т ы, о ф и ц е р, Ш п у р р е,
М о с а л ь с к и й. У офицера фотоаппарат на ремне.
Т а т а р о в. Видать, карточку будут сымать на память. Своим мамашам пошлют!
Ш п у р р е (показывая на выход, свистяще). Добро пожаловат!
Все разом двигаются вперед. Конвойный офицер предупредительно выставляет
руку - три пальца.
Е г о р о в. По трое, значит...
Короткое замешательство, никто не смотрит в глаза друг другу. Егоров
выбирает глазами первую партию.
Ну, я пойду (Федору), ты, конечно, и...
Т а т а р о в. ...И я. Пойдем, пойдем... я им покажу, я им покажу, сволочам, как наши умирают. (Федору.) Ты на плечо мне опирайся, Андрей. Плечи-то у меня пока здоровые.
Ф е д о р. Ничего, я сам. (Ольге.) Если увидишь мать, объясни ей... я не был пьян в ту ночь, накануне. Я просто не спал тогда две ночи, негде было...
С о л д а т ы окружают их и уводят. Последним покидает подвал Мосальский.
О л ь г а. Слушайте, офицер... Офицер говорит по-русски?
Мосальский наклонил голову.
Здесь есть беременные...
М о с а л ь с к и й (поморщившись от слова). Веревка выдержит, мадмуазель.
О л ь г а (упавшим голосом)... и дети!
М о с а л ь с к и й. Вы задерживаете меня, мадмуазель. (Прокофию.) Сколько тебе лет, Статнов?
П р о к о ф и й (с вызовом). Семнадцать.
Иронически поклонившись, М о с а л ь с к и й уходит. Уже по своему почину
Прокофий поднимается по ящикам к окну.
Народу сколько нагна-али...
Он вынул тряпку из пробоины в окне. Ветерок пахнул в лицо его горсткой
снега. Снова пальба зениток...
П р о к о ф и й (вцепившись в решетку). Дедушка, парашюты, парашюты. В небе тесно стало, дедушка! (Он соскочил, уткнулся в колени старика, и все, что скопилось за день, разряжается теперь нестыдными, ребячьими слезами.)...
Видны бегущие ноги в окне. Снятое полотнище парашюта розовым облаком застилает его на мгновенье. Потом кто-то вопя: "И-эх, ты злое семя!" вышибает прикладом забитое досками окно. И тотчас н е с к о л ь к о ч е л о в е к, громыхая и крича, спускаются по склизам в сумрак ямы, и первым из них - К о л е с н и к о в. После яркого полдневного снега они
ослепленно молчат.
К о л е с н и к о в. Чужих нет? (Ольге, кивнув на выход.) Встреть мать. (Двум с карабинами.) А ну, пошарьте под корягами. Может, налимишко найдется.
Д в о е уходят во тьму соседнего подвала. Женщина беззвучно плачет.
(Всматривается в лица людей.) Федор Таланов... Федор!
Все молчат.
П р о к о ф и й. Троих наверх увели. Теперь уж их не догонишь.
Из соседнего подвала слышен голос: "Дай сюда фонарика, Андрей Петрович...
налима держу. Руку лижет. Тут запасный выход есть".
К о л е с н и к о в. Иду. (Уходит.)
Ольга шагнула к п а р е н ь к у в ш и н е л ь к е, который, засучив
рукав, зажал локоть ладонью.
О л ь г а. У вас кровь, товарищ.
П а р е н е к (еще в возбужденье атаки). Разве убережешься в этой суматохе!
Ольга наспех рвет платок для временной перевязки, паренек шарит глазами по
подвалу!
С т а р и к. Аль что потерял, сынок?
П а р е н е к. Не-е... А как отступали мы в прошлом месяце, пожалел я старичка одного. Сбежал я к нему на обочинку, прижал ко грудкам... "Не горюй, говорю, дедушка..." И последнюю горбушечку в пазуху ему сунул...
О л ь г а. Вот и все пока, только не гните в локте.
П а р е н е к. И весь месяц я его во снах видал. Подойду: "Потерпи, скажу, дедушка... скоро придем: русские всегда возвращаются. Дай только обозлиться маненько. Ведь русского обозлить - проголодаешься!" А у меня установка такая: слово дал - держись...