Ф е д о р. Вот видишь, какой стал...
А н н а Н и к о л а е в н а. У печки-то погрейся, Феденька. У нас печка горячая. Стаскивай кожу-то свою. Давай я ее повешу.
Ф е д о р. Ладно, я сам. (Нетерпеливей.) Пусти же, я сказал.
Она стала еще меньше, попятилась. Он ставит пальто торчком у двери на
полу.
Не по чину на вешалку-то, постоит и так. (Пригрозив пальцем, как собаке.) Стоять. (И только теперь, вместо приветствия.) А постарела, нянька. Не скувырнулась еще?
Ни один мускул не шевельнулся на лице Демидьевны.
А н н а Н и к о л а е в н а. Оля, ты займи Федора... я пока закусочку приготовлю. (Федору робко.) Без ужина не отпустим тебя.
О л ь г а. Демидьевна приготовит, мама.
Д е м и д ь е в н а. Не трожь, дай ей руки-то чем-нибудь занять.
А н н а Н и к о л а е в н а торопится убежать. Губы ее закушены.
О л ь г а. Кажется, любовь к женщине, в которую ты стрелял, поглотила все в тебе, Федор. Даже нежность к матери. Ведь ты бы мог и помягче с нею. Она хорошая у нас. Она консерваторию для нас с тобой бросила, а какую ей карьеру пророчили!
Ф е д о р. Неловко мне, не понимаешь? Три дня по улицам шлялся, боялся войти, только бы этого... надгробного рыдания не слышать. (Обходит комнату, с любопытством трогая знакомые вещи.) Все то же, на тех же местах... Узнаю... (Открыл пианино, тронул клавишу.) Мать еще играет?
О л ь г а. Редко. Ты даже не написал ей ни разу. Стыдился?
Ф е д о р. Нет, так. Занят был. (Взглянул на портрет; на мгновенье поза его совпадает с позой мальчика на портрете.) Все мы бываем ребенками, и вот что из ребенков получается. (Не оглядываясь, няньке, через плечо.) Ты чего, старая, уставилась? Даже в спине загорелось.
Д е м и д ь е в н а. Любуюсь, Феденька. Больно хорош ты стал!
О л ь г а. Срок твой кончился? Ты, значит, вчистую вышел?
Ф е д о р. Нет, я не беглый... не бойся, не подведу.
О л ь г а (обиженно). Ты зря понял меня так. Посиди с ним, Демидьевна, я пойду маме помочь. (Уходит, опустив голову.)
Д е м и д ь е в н а. Ну, всех разогнал. Теперча, видать, мой черед. Давай поиграемся, расправь жилочки-то...
Робея перед ней, Федор одергивает слишком короткие ему рукава пиджака.
Похвастайся няньке, как ты бабенку зашиб за то, что красоты такой не оценила.
Он быстро и зло взглянул на нее.
Глазом-то не замахивайся. Береги силу. Скоро папаша придут.
Ф е д о р. Ладно, нянька, ладно. Уймись.
Д е м и д ь е в н а. Уж тайком-то и богу намекала, прибрал бы тебя от греха, скорбного да бесталанного... ан нет! (Сурово усмехнувшись.) И ведь что: в ту пору ж пальто семисезонное племяннику обыденкой у бога вымолила. А про тебя не дошла до уха божия моя молитва.
Федор слушает стоя, упершись в письмо на столе. Бумага хрустит под его
ладонью.
Люди жизни не щадят, с горем бьются. А ты все в сердце свое черствое глядишь. Что делать-то собрался?
Ф е д о р (глядя в пол). Не знаю. Жить по-старому я больше не могу.
Д е м и д ь е в н а. Совесть заговорила... аль шея еще болит?
Ф е д о р (сдаваясь). Не надо, нянька. Продрог я от жизни моей.
Д е м и д ь е в н а. То-то, продрог. Тебе бы, горький ты мой, самую какую ни есть шинелишку солдатскую. Она шибче тысячных бобров греет. Да в самый огонь-то с головой, по маковку!
Ф е д о р. Не возьмут меня. (Тихо и оглянувшись.) Грудь плохая у меня.
Д е м и д ь е в н а. А ты попытайся, пробейся, поклонись.
Заглянула А н и с к а; ей лет пятнадцать, на ней цветастое платьице и толстые полосатые шерстяные чулки. Она робеет при виде незнакомого
человека.
Входи, девка, не робей. Мы тут не рогатые.
А н и с к а. Я, бабушка, сахарок принесла.
Д е м и д ь е в н а. Положь на буфет, умница. Носом не шмыгай, сапогами не грохай, люди смотрят.
Благоговейно, на цыпочках, в вытянутых руках Аниска относит пакетик. У нее так светятся глаза и горят с холоду щеки, такая пугливая свежесть сквозит в движеньях, что нельзя смотреть на нее без улыбки. Лицо Федора
смягчается.
Не признаешь?
Ф е д о р. Важная краля. Кто такая?
Д е м и д ь е в н а. А помнишь, кубарик такой по двору в Ломтеве катался, спать тебе не давал? Она, Аниска. Ишь вытянулась. От немцев убежала. (Аниске.) Поздоровкайся, это Федор Иваныч, сын хозяйский. Он из путешествия воротился.
Аниска кланяется, облизывая губы. Федор недвижен.
Ф е д о р. Чего смеешься, курносая?
А н и с к а. Это я не смеюсь. Это у меня лицо такое.
Д е м и д ь е в н а. Ты поговори с ней, она у меня на язык-то бойкая.
Ф е д о р (не зная, о чем спросить). Ну, как немцы-то у вас там?
А н и с к а. А чево им! Ничево, живут.
Ф е д о р. В разговоре-то они как, обходительные?
А н и с к а. Ничего, в общем обходительные. Что и взять надоть - все на иностранном языке.