Артиллерия ПТО, размещённая за траншеями пехоты, присоединилась к обстрелу лишь тогда, когда вражеские танки пересекли отметку в пятьсот метров.
Тут скорострельность была гораздо выше, поэтому немецкие танки начали часто искрить от попаданий и рикошетов.
И, тем не менее, немцы продолжали наступление.
Ян посмотрел в стрелковое отверстие и увидел, что башня соседнего танка чадит чёрным дымом, а из люков выбираются члены экипажа.
Это серьёзное ослабление обороны, что не сулит ничего хорошего.
— Танк Шершевского подбит! — предупредил Скрупский свой экипаж.
Пехота немцев залегла за своими танками. До этого они перемещались группами, условно прикреплёнными за каждым танком — в том же положении они и залегли. Только вот теперь они сильно отставали от не замедлившейся бронетехники, что открывало возможности для траншейных пулемётов.
Росчерки трассеров перерезали мёрзлое поле, собирая там неестественный урожай…
Когда вражеские танки пересекли отметку в триста метров, из траншеи в небо взметнулась зелёная ракета.
Почти сразу же из леса открыл огонь «хитрый план» майора Богдановского — замаскированные там пять орудий противотанковой обороны.
— Пока они обосравшиеся, одиннадцать часов, Pz.Kpfw. III! — дал целеуказание наводчику Ян.
— Есть! — ответил Любик, навёл орудие и выстрелил по цели.
— Снаряд готов! — отрапортовал заряжающий.
— Есть попадание! — сказал Скрупский. — Двенадцать часов, рядом с ним — в башню, два!
Они били прямо в левые борта немецких танков. Борта, как известно, имеют самое слабое бронирование.
Это резко изменило боевую обстановку — в первые секунды были подбиты сразу четыре танка, а оставшиеся в строю резко изменили поведение. Они остановились и повернулись под острым углом относительно фронта. Таким образом, они увеличили вероятность рикошета при фланговом обстреле, а также незначительно усилили свою лобовую броню.
«Если бы они умели ездить ромбом, цены бы не было этим танкам…» — подумал Ян.
Задние же танки повернули башни и открыли ответный огонь по ПТО.
— Воздух! — услышал Скрупский откуда-то снаружи.
Рядом засела пехота, которая смотрит за тем, что происходит на поле боя и над ним.
Сквозь грохот боя стали слышны характерные сирены.
«А вот теперь это начинает походить на Познань», — прислушался Ян к ощущениям.
Точечно работала немецкая артиллерия — это значило, что польские орудия либо уничтожены, либо отведены в тыл.
«Да где это — в тылу?» — с горечью подумал Скрупский.
По броне что-то с силой ударило.
— Все целы⁈ — спросил Ян.
— Заряжающий — цел!
— Механик-водитель — цел!
— Наводчик — цел!
— Я тоже цел, — произнёс Ян.
Вероятно, немец попал, но отрикошетило.
Pz.Kpfw. IV утюжили траншеи из своих короткоствольных орудий, а польская пехота отстреливалась из противотанковых карабинов.
Время противотанковых карабинов wz. 27 уже давно прошло — их бронепробития недостаточно даже для поражения танкеток, ведь на дистанции 200 метров они пробивают всего 10 миллиметров стали, но с вооружения их никто не снимал, так как всегда есть шанс попасть в смотровую щель или заклинить башню…
— Два часа, Pz.Kpfw. IV! — скоординировал Ян наводчика.
— Есть! — ответил тот.
— Мимо, курва-мать! — выкрикнул Скрупский. — Повтори!
— Верхняя полка на исходе! — сообщил заряжающий. — Перекладываю!
Немецкая пехота подползла настолько близко, что уже сама начала применять противотанковые ружья — по башне Vickers’а Скрупского защёлкали пули. Эти тоже не могут ничего сделать современным танкам, но противотанковых ружей, в своё время, наделали столько, что просто жалко списывать.
Любик поджёг ещё один танк, на этот раз Pz.Kpfw. IV, после чего прошёлся по пехоте из спаренного с орудием пулемёта. Несколько раз, для острастки — вражеских танков ещё слишком много, чтобы тратить время на пехоту.
Вражеские пикирующие бомбардировщики сбросили на лес зажигательные бомбы.
— Сигнал! — сообщил заряжающий. — Красная ракета!
— Механик, задний ход! — приказал Скрупский.
Согласно плану, кто-то должен будет остаться на передовой, чтобы задержать врага, пока остальные отходят на основную линию, но танков это не касалось. Оставлять танкистов смертниками — это слишком расточительно.
В командирский люк кто-то с силой застучал.
— Ты кто⁈ — удивился Ян.
— Шершевский! — ответил визитёр. — Запустите на место радиста!
Скрупский открыл люк и сразу же прижался к стенке, чтобы пропустить нового члена экипажа.
Его тёзка, Ян Шершевский, протиснулся в башню, после чего ужом проскочил на свободное место.