Для этого он уже в четвёртый раз проводит «спонтанные» митинги по различным поводам. В этот раз он использовал подвернувшегося Ганди, который сам напрашивался на публичные дебаты. Только вот Ежов, до сегодняшнего дня, не был уверен, что сможет аргументированно развалить линию защиты своего главного оппонента. Но сегодня с утра ему пришла в голову мысль: «А зачем устраивать диалог, если можно устроить монолог?»
Ганди пришёл на громкий публичный вызов, наверное, приготовил очень много аргументов и контраргументов, но успел озвучить лишь несколько из них, после чего был грубо прерван Ежовым и больше не смог вставить и слова.
Второй раз Махатма на такое не клюнет, больше публичных дебатов с ним у Ежова не будет, поэтому Николай очень надеется, что сегодня прольётся кровь. Желательно литрами.
— Возьми с собой ближних любящих и иди распалять толпу, — велел Ежов. — Если толпа сама не начнёт, то ты знаешь, что делать. Сегодня можно.
— Слушаюсь и повинуюсь, гуру… — вновь глубоко поклонился Рамануджан, после чего поправил сокрытый под халатом пояс с кобурой и покинул покои.
«Они сразу подумают на меня», — задумался Николай, меря шагами свои покои. — «Да и Ганди не упустит возможности ткнуть в меня пальцем и обвинить в том, что это по моей вине на улицы Бомбея пролилась кровь».
Это значило, что ему уходить из города прямо сейчас — если что-то начнётся, он уже будет в безопасности, а если ничего не начнётся, то он просто поедет медитировать на берег озера.
Николай залез в свой четырёхлитровый «Бентли», в котором его уже ждали водитель, по совместительству телохранитель, а также его женщины.
— Едем на озеро, — приказал он водителю.
— У нас будет пикник? — спросила Шакантала.
Она новенькая, из обеспеченной семьи — прониклась учением Ежова и сбежала из дома. Отец с братьями нашли её в Бомбее, в доме Ежова, а тот решил проблему просто — заплатил очень серьёзный выкуп, удовлетворивший родственников полностью и чуть-чуть сверху.
— Лучше, — улыбнулся Николай.
Чандра и Кири похотливо захихикали.
Обе успели родить ему по двое детей, а Шакантала только недавно оказалась в положении.
Махатма Ганди критикует его за эту «безнравственность» — Николай живёт с шестью женщинами в одном доме, не женился ни на одной из них, завёл с ними одиннадцать детей, что, вообще-то, должно порицаться индийским обществом. Только вот у Николая полноценная секта примерно на четыреста тысяч человек. Только в Бомбее у него около восьмидесяти тысяч последователей разной степени приверженности. А сочувствующих и, что немаловажно, завидующих ещё больше. Ведь если завидуешь, значит, хочешь так же…
Водитель-телохранитель коротко кивнул и дал знак грузовику с телохранителями.
Вслед за «Бентли» Ежова поехал военный грузовик, в кузове которого находилось четырнадцать вооружённых автоматами и одним пулемётом охранников из членов секты.
«Любовь любовью, а безопасность важнее», — подумал Николай, поглаживая Шаканталу по округлившемуся животу.
*6 декабря 1937 года*
— А куда мы едем? — спросила Маниша, ещё одна женщина Николая.
— На усадьбе стало небезопасно, поэтому мы едем в надёжное место, — ответил Ежов.
Его озёрная усадьба хорошо известна колониальной администрации, поэтому очень скоро сэр Роджер Ламли, 11-й граф Скарборо, губернатор Бомбея, пошлёт за Ежовым солдат из 4-го бомбейского полка гренадеров или из 2-го гуркхского полка. Скорее всего, из последнего — гуркхи лучше всего подходят для подавления подобного рода восстаний, ибо безжалостны, потому что чужеземцы и терять им тут нечего.
После того, что случилось в городе, Николая может ждать лишь скорый суд, на котором его приговорят к смертной казни.
Наконец-то, его кропотливая работа дала плоды — Рамануджану даже не пришлось ничего делать — сектанты «Прем марг» накопили достаточно ярости и вышли на улицы с намерением изгнать англичан из родного города.
Кровь пролилась почти сразу, когда полиция попыталась остановить многотысячную толпу. Сектанты заготовили топоры, серпы, багры, дубинки с гвоздями, переделанные кухонные ножи (1) и прочее оружие ближнего боя, чтобы было чем ответить полицейским.
Восставшие пошли по центральной улице, собирая маленькие ручейки единомышленников с соседних улиц — к моменту, когда почти что стихийное шествие добралось до квартала белых людей, толпа насчитывала примерно сто пятьдесят или даже двести тысяч человек. Взрослые мужчины, женщины, старики и даже дети — все присоединились к шествию, по своей воле или были захвачены толпой в поток.