Диттмар смотрел на проплывающую под грузовиком полевую дорогу, на которой часто встречаются засыпанные песком воронки от взрывов.
В кузове тишина. Отделение Диттмара, состоящее из десяти человек, было подавлено «перспективами»: у красных наметилось превосходство в воздухе, поэтому они всё увереннее применяют штурмовики и фронтовые бомбардировщики.
«Кажется, Ту-2», — подумал Тристан. — «Фронтбомбер».
Фронтбомберы считаются в чём-то даже опаснее штурмовиков, так как редко несут на себе малый килограммаж — у них почти всегда 100-килограммовые фугасные авиабомбы, а иногда и вовсе кассетные.
Последние — это, как говорят бывалые, самое худшее изобретение Ленина. У Люфтваффе такие тоже есть, но у красных их больше и применяют они их куда активнее. Производство их обходится дорого, поэтому Люфтваффе применяют их против вражеских аэродромов и скоплений живой силы противника.
А красные сыплют их, не жалея, будто они у них не закончатся никогда…
Через десяток минут на обочине дороги показались сожжённые танки и штурмовые орудия. Они ехали на передовую, чтобы поддержать обороняющуюся пехоту и уничтожить вражеские танки, но их засекла авиаразведка красных и случилось закономерное явление.
Тристан насчитал три танка и шесть САУ. Причём четыре САУ были открытого типа, поэтому неудивительно, что штурмовики разрезали их напополам, разорвав экипажи в клочья.
«Мардер II», — рассмотрел Диттмар одну из САУ. — «Жаль ребят…»
Недалеко от дороги лежали длинные ряды накрытых брезентом тел. Налёт оказался очень удачным для красных, так как Тристан насчитал не менее девятнадцати тел.
Это ведь не простые солдаты, а специалисты, прошедшие долгое обучение, это офицеры и унтер-офицеры, которых возместить тяжелее, чем обычных шютце.
Вдруг, грузовик резко вильнул влево, а затем наехал на что-то, лежащее на дороге. Щёлкнувший зубами Диттмар высунулся из кузова и увидел оторванную человеческую ногу. Войсковую принадлежность ноги не определить, так как изорванная штанина залита кровью и заляпана грязью.
В небе сгустились тучи, и пошёл дождь.
Примерно полчаса спустя, грузовики доехали до передовой.
Авианалётов не случилось, за что Диттмар возблагодарил бога короткой и тихой молитвой. Верховное командование такое не поощряет, потому что у руководства страны в моде язычество, поклонение Одину и Тору, руны, арийская кровь, а христианство считается придумкой иудеев — впрочем, на это напирают не сильно.
— Покинуть машины и рассредоточиться! — приказал лейтенант Александер Кестнер. — Унтер-офицеры — ко мне!
Диттмар разблокировал свою часть заднего борта, а солдаты отделения встали и повернулись к выходу.
Задний борт был опущен и отделение оперативно выгрузилось из кузова.
«Рассредотачивающийся» Тристан зябко поёжился, двигаясь к ближайшему укрытию. Дождь шёл мерзкий, мелкий и холодный.
Диттмар осмотрелся по сторонам, пока командир отделения получал указания от лейтенанта Кестнера.
Опорный пункт 2-го батальона представлял собой очень жалкое зрелище. Повсюду воронки разной глубины, траншеи засыпаны землёй, колючая проволока изорвана снарядами, а кое-где вообще отсутствует, пулемётных гнёзд больше нет, как и пулемётов, а ещё нигде не видно позиций ПТО.
Обороняющиеся солдаты 2-го батальона, большей частью, были мертвы, но выжившие занимали свежевырытые стрелковые ячейки, а некоторые так и вовсе лежали в воронках.
— И это нам нужно оборонять? — подошёл шютце Карл Бадер. — Как?
Диттмар лишь пожал плечами и достал пачку сигарет.
Прикурив, он заметил StuG III с новым орудием, застрявший в траншее. Из командирского люка торчало обезглавленное тело в чёрной форме с погонами фельдфебеля. Руки его до сих пор сжимали MG 34, установленный на крыше штурмового орудия.
На крыше над моторным отделением, чуть позади и левее фельдфебеля, лежало ещё одно тело — это обычный шютце, стрелявший по противнику из Kar98k, такого же, как у Тристана.
Ходят слухи, что от карабина должны полностью отказаться, так как уже понятно, что советский АГ-37 — это оружие, превосходящее Kar98k на голову, а то и две, почти на всех действительных дистанциях.
— Угости сигаретой, — подошёл грязный, оборванный и мокрый шютце из второго батальона.
— Держи, камрад, — угостил его чистый и опрятный, но такой же промокший, Диттмар. — Тристан Диттмар, первая рота.
— Маркус Эггер, третья рота, — представился шютце, закуривая сигарету.
— Карл Бадер, — представился Карл.
— Рад знакомству, камрады, — слабо улыбнулся Маркус. — Эх…