— Импровизация со штабом 15-го пехотного полка румынской армии — это было очень смело, — произнёс генерал-майор. — Этого не было в твоём маршрутном листе, но командование фронта оценило твои действия очень высоко. На том участке сопротивление противника нашим наступающим подразделениям было минимальным — твои действия внесли сумятицу в ряды противника, было зафиксировано несколько эпизодов перестрелок между румынами и немцами, что облегчило задачу в разы. Буду ходатайствовать о твоём награждении минимум Красным Знаменем.
*20 июня 1940 года*
— Плохо всё это выглядит… — произнёс Степан Ванечкин.
— Вот здесь был мой дом, — вздохнул Аркадий, указав на место, где раньше была крепкая изба. — А вон там жила Марфа. Посмотри, видишь? Следы от забора — своими руками возводил.
— Это когда от волков отбивались? — уточнил секретарь.
— Да… — протянул Немиров.
Ему вспомнились те времена. Царь ещё на престоле, войны ещё нет, никто не стреляет, а умереть можно в две секунды. Либо от волков, либо от холода.
— Свой дом не помнишь? — спросил он.
— Ну, если твой тут стоит, то мой, получается, вон там, — указал Степан на пустырь.
Избы растащили на дрова жители соседних деревень, а может и на стройматериалы.
Единственный сохранившийся ориентир — столб посреди участка Марфы, а также засыпанный колодец посреди деревни. Почему никто не срубил столб, на котором Аркадий вывесил освежёванные туши волков, он не знал. Возможно, суеверия…
— Всё, идём на погост, — сказал он.
— Машину? — предложил Никита Сергеевич.
— Нет, тут же недалеко, — покачал головой Аркадий.
Деревня не вызвала в нём никаких эмоций — он видел слишком много таких. Люди уходят, природа забирает их жилища себе, а затем всё исчезает под бурьяном и иной сорной травой.
Путь на кладбище он помнил отчётливо, будто никогда не уезжал из Мамоновки.
С ним была целая делегация — Хрущёв, Ванечкины, Иван Николаевич Кожухов, председатель Фёдоровского райсовета, а также пара десятков селян. Ну и, само собой, отделение охраны.
Кладбище заросло практически полностью, ограждение завалилось, оградки на могилах тоже позаваливались, большая часть крестов попадали, а некоторые могилы было сложно отличить.
Аркадий вспомнил место, где лично хоронил племянника Марфы, имя которого уже забыл. Он подошёл к могильному кресту и содрал с него наросший вьюнок.
«Виталий», — вспомнил Немиров. — «Точно».
Это помогло ему сориентироваться — могилы родичей были дальше по кладбищу, на два ряда ниже.
Первой он нашёл могилу деда. Она была очень старой, крест покосился и Аркадий попытался его поправить. На подмогу сразу кинулся Хрущёв.
— Дед? — спросил он, посмотрев на даты.
— Да, — кивнул Аркадий.
Когда он посмотрел на выжженную на кресте надпись, ему резко стало плохо.
Откуда-то изнутри прорвалась застарелая скорбь, о существовании которой он даже не знал.
Перед глазами проносился целый каскад воспоминаний, связанный с дедом Алексеем — как он качал его, совсем маленького, на коленях, как улыбался и пел песни. Как он плясал на празднике, как они вместе ездили за сеном на старой телеге, в которую была впряжена Красава, их лошадь.
Ему было по-особенному больно от того, что он его толком-то и не помнил — дед умер слишком рано.
Справившись с нахлынувшими чувствами и воспоминаниями, Аркадий погладил поправленный крест и сказал:
— Прости, дед. Я буду помнить тебя. Я тебя не забыл…
Он перешёл к могиле отца. Его крест уже не имел выжженной надписи — деревня уже умирала и некому было этим заняться. Тогда хоронили очень многих.
— Отец? — участливо спросил Никита Сергеевич.
— Да, Никита Сергеевич, отец… — вздохнул Аркадий. — Можешь, пожалуйста, с остальными подождать…
Он посмотрел на Ванечкиных — Степан стоял на коленях перед могилой матери. К нему подошли отец с сестрой, упали на колени и обняли его.
— Хорошо, я понял, — кивнул Хрущёв и направился к председателю райсовета.
А Немиров вновь испытал тяжёлые чувства. С отцом воспоминаний было гораздо меньше — он постоянно работал, был в поле и всё время с Алексеем проводили мама и дед. Тем не менее, Аркадий помнил, как много делал отец, чтобы обеспечить его и всю семью.
Перед глазами вновь пронёсся каскад тёплых и, одновременно, грустных воспоминаний утраченной жизни.
Вытерев навернувшиеся слёзы, Аркадий припал на колено и, держась за крест, сказал:
— Бать, я живой, за меня не волнуйся и спи спокойно.
Встав, он почувствовал тепло и некое облегчение. Посмотрев направо, он увидел могилу матери, а рядом с ней могилы поменьше — это его братья и сёстры.