Сергей Шведов
Наши все равно придут
фантастическая быль
1
И надо же было так проколоться моему православному прадеду с чересчур говорящей фамилией Энгельгардт, чтобы венчаться в православном храме с православной же Верой Михайловной Энгель! Все бы ничего, но через двадцать лет хозяевами на нашу землю пришли немецко-фашистские оккупанты. И первым делом повсюду расклеили листовки, мол, обыватели с хоть ничтожной каплей немецкой крови имеют (хвала новому порядку!) право получать от немецких властей спецпаек — бутылку постного масла, килограмм муки, три вида круп, кило сахару и что-то еще из мыла и прочих примитивных моющих средств типа кальцинированной соды и еще что-то вроде кулечка леденцов в месяц.
Мой наивный прадед по простоте душевной поддался на искушение и чистосердечно поведал об этом моей прабабке. В ответ получил жестокую отповедь Веры Михайловны:
— Как ты поквитаешься за этот паек, когда НАШИ ПРИДУТ? А НАШИ ВСЕ РАВНО ПРИДУТ!
Выжили мои предки в оккупации и без немецкого пайка своим огородом. Даже северный табак (махорку) выращивали. За стакан с махоркой могли купить на барахолке бутылку керосина. Прадед был агрономом по специальности, по складу ума, душевной склонности. Еще до революции закончил Петровскую (потом Тимирязевская) земледельческую и лесную академию, чтобы вести образцовое зерновое хозяйство в наследственном землевладении. Не знаю, как велико было его родовое поместье, да и не хочу слишком уж вдаваться вглубь своей родословной. Чуть позже станет вполне понятным мое стойкое нежелание заниматься поисками своих родословных корней и дальних родственников в Америке и Германии. Малопривлекательное для меня занятие.
О профессиональных качествах моего прадеда как агронома и землевладельца говорит простой историко-экономический факт, зафиксированный в архивах, что с аренды своего бывшего наследственного поместья в эпоху НЭПа он ежегодно отправлял в Москву двенадцать вагонов муки «крупичатки», высшего сорта.
На службу в качестве агронома к немецким оккупантам мой прадед тоже не пошел, хотя фашисты настойчиво приглашали его как опытного специалиста по сельскому хозяйству, а фатерлянд нуждался в хлебе. Они знали, кого заманивают, — прадед в Гражданскую служил офицером у белых. К тому же, как имевший немецкие корни, он должен был испытывать теплые чувства к исторической прародине.
История женитьбы моего деда тоже отдает душком исторического анекдота хотя бы потому, что непроизвольно вызывает противоестественную усмешку в духе «черного юмора». Совсем как в известной всем «страшилке»-хохме о невесте, женихе и деревянном сортире.
Невесте приспичило в разгар свадьбы, и она незаметно улизнула в деревянное строеньице во дворе. Обеспокоенный ее долгим отсутствием жених пошел с фонариком посветить ей дорогу и сам не вернулся. Свадьба продолжала веселиться. Чуть позже, хватившись молодых, чуть ли не половина приглашенных гостей отправилась на их поиски. Нашли обоих утонувшими в дерьме из-за гнилых половых досок надворного туалета.
Каждый раз, когда мне рассказывали эту «правдивую» историю, то обязательно называли точный адрес места, где случилась трагедия. Когда таких адресов стало с полдюжины и все они даже близко не совпадали географически, я понял, что имею дело с обычным бродячим сюжетом анекдотического свойства. Сюжет с женитьбой моего прадеда был тоже наполовину анекдотический, наполовину трагический.
Белых офицеров в ночь перед расстрелом заперли в сарай, а наутро мой прадед запросился «до ветру». Сопровождающий его красноармеец, который охранял дверь сортира, бросился к машине с комиссарами, въезжавшей во двор. Началась предрасстрельная суматоха, вызванная присутствием высокого начальства. Мой прадед нырнул через сортирную дырку в дерьмо. Когда красноармеец-конвоир опомнился, в уборной он уже никого не увидел. Выстрелив пару раз в вонючую жижу для очистки совести, он, очевидно, не стал докладывать по начальству об исчезнувшем арестанте, чтобы за проявленную на службе халатность не угодить в ряды расстреливаемых.
Трупы вывезли со двора моей будущей прабабки, красноармейцы тоже съехали, а вот как именно мои предки познакомились, об этой пикантной подробности семейная хроника умалчивает. Только известно, что после купания в выгребной яме у прадеда приключился тиф, а прабабушка два месяца выхаживала его. После чего они поженились, несколько раз меняли место жительства, чтобы их не тревожили свидетели их прежнего социального положения, и родилось у них восемь детей, только двое из которых прожили в добром здравии до глубокой старости.