— Я задержусь, — уныло говорил Эдик, обнимая хорошенькую ведущую. — Материал не пошел. Все плохо!
Илона сдержалась. Ответила погасшим голосом:
— Хорошо!
Он пришел только в начале первого. Тихо прошел в спальню. Лег. Она прижалась к нему в страстном порыве. Он похлопал ее по бедру и пробормотал, зевая:
— Давай утром, а?
Илона отвернулась на самый край постели и бесшумно заплакала. Вот уже больше года он говорит так всякий раз, когда она пытается предложить ему себя.
_____
ГЛАВА 23
Спокойствие убийцы, которому наверняка было уже известно о найденных детективом черновиках Рахманиной, раздражало Мелентьева. Почему он был уверен, что в них не написано то, что могло бы его разоблачить?
«Убийца видел, как Алла Валуева, не вникая в смысл написанного, удалила всю информацию из ноутбука. Затем обыскала стол, буфет и не нашла ни одной дискеты с записью! Иначе он бы ее в живых не оставил. Слух о черновиках не испугал его. Он уверен, что в них нет никакой информации о нем. Значит, он опасался только того, что произошло после приобретения Рахманиной ноутбука, то есть совсем недавно. Хотя, с другой стороны, убийца может отличаться выдержкой и хладнокровием. Он выждал и убедился, что, несмотря на появившиеся черновики, я все еще блуждаю в тумане. К тому же, как я и предполагал, он, может, вовсе и не убийца, а только заказчик… — детектив злился, нервничал. Он абсолютно не чувствовал преступника. Абсолютно. Словно непроницаемая стена стояла между ними. Такого раньше не было. Невольно складывалось впечатление, что убийца — не из числа бывших знакомых Рахманиной. — Неужели, Жаклин шлепнул какой-нибудь бродяга, воспользовавшись брошенным пистолетом? Тогда вырисовывается совсем иная картина. Некоторое время после ухода Валуевой и поспешившего следом за ней Лютаева, Жаклин еще оставалась лежать на полу. Бродяга, случайно заглянувший в окно и ставший свидетелем убийства, схватив пистолет, осторожно вошел в дом, чтобы чем-нибудь поживиться. Жаклин шевельнулась, поднялась… он с испуга выстрелил… Затем вытер пистолет и бросил на то же место… Что говорить? — грустно констатировал Кирилл. — И эта версия имеет право на существование. Н-да! Туман сплошной, и ни одной светлой идеи, чтобы пробиться сквозь него. — В памяти возникли глаза Лютаева с хитроватым прищуром. — А что, если это он убил Жаклин? Цель известна — получение наследства. Что, если все произошло гораздо быстрее? Нужно только немного сдвинуть временные рамки. Валуева занята ноутбуком, поиском дискет, а острый взгляд Лютаева замечает, что супруга-то жива! Валуева выбегает в сад, Лютаев хватает пистолет и, не дав Жаклин опомниться, стреляет в нее. Затем бежит следом за Валуевой и становится свидетелем столкновения с дачниками… В свое время Лютаев был большим актером! Неужели верно, что мастерство не пропьешь? — Кирилл в отчаянии замотал головой. — Если сейчас не выпью, сам сойду с ума!» — пробормотал он и, налив рюмку водки, опрокинул не хуже Лютаева.
В конференц-зале издательства «Полюс» собирались журналисты. В фойе перед столами со стопками книг стояли с обязательными улыбками девушки и выдавали каждому по экземпляру новой книги Валерии Бахаревой. В «Нитях», как назвала писательница книгу, она рассуждала о времени, о себе в этом времени, вспоминала очаровательные эпизоды, интересных и значительных людей, с которыми ей доводилось встречаться, заглядывала в будущее и щедро сыпала ненавязчивыми советами.
Задержав начало пресс-конференции всего на десять минут, в коричневом с зелеными разводами крепдешиновом костюме появилась Валерия. Она была величественна, но доступна. Умно, снисходительно шутила, зачастую отвечала резко. Она могла себе это позволить. Она — Валерия Бахарева.
Несмотря на предстоящий фуршет, поток вопросов у журналистов не иссякал, и, конечно же, они не обошли стороной Жаклин Рахманину.
— Что вы думаете об убийстве Рахманиной? — деловито поинтересовалась полнотелая журналистка.
— А кто это? — удивленно спросила Валерия.
Журналистка растерялась. Остальные затаили дыхание.
Кирилл подошел к открытым двустворчатым дверям и устремил взгляд на Бахареву.
— Разве вы уже забыли? — ехидно-медовым голосом вопросом на вопрос ответила журналистка.
— Я помню только о тех и о том, что достойно памяти. А человеческий и событийный мусор — выметаю. Простите, чистоплотна!