— Я была о ней лучшего мнения, — разочарованно протянула мадам Ферри.
Валерия, словно в тумане, проехала несколько кварталов и попросила шофера остановиться. Расплатилась, вышла, оглянулась и направилась к телефону. Она уже несколько дней, сразу после отказа Жаклин прекратить печатать свои пасквили, обдумывала этот вариант.
Лет пять назад Валерия неожиданно увлеклась публицистикой и задумала написать серию очерков о заключенных. Правоохранительные органы оказали посильное содействие известной писательнице. Лера засела за кипы дел. Ей хотелось непредвзято, насколько удастся, заглянуть в души преступников. Она выбрала несколько дел и попросила о встрече с заключенными, и ей предоставили такую возможность.
— Через два месяца освобождаюсь, — сказал Валерии мужчина лет сорока пяти довольно приятной наружности, которому высшая мера после кассационной жалобы была заменена сроком на пятнадцать лет.
— Знаю. Но мне, как писателю, хочется понять, насколько возможно…
Он не дал ей договорить, рассмеялся искренне и весело.
— Этого головой не поймешь, это нужно кожей почувствовать! Сколько бы я вам не рассказывал, как страшно ожидать вынесения приговора, пока сами не ощутите мелкую, холодно-липкую дрожь и полное оцепенение от страха, ни черта не поймете! — устремил он на нее пронзительно-стальной взгляд. Увидев замешательство на ее лице, усмехнулся. — Вот вы вашего любимого Достоевского, несомненно, жалели, читая, как он шел на казнь. Вроде бы и мозгом что-то соображали, но понятия не было, как на картинку смотрели, а здесь сначала надо почувствовать, а потом, может, и удастся понять!
Лера смутилась.
— С чего вы решили, что я люблю Достоевского? — спросила она.
— А его все писатели любят или делают вид, чтобы многозначительнее казаться, — рассмеялся он. — А что, разве не угадал? Неужто не любите?
— Нет, почему же, угадали, — поправляя от смущения блузку, словно впервые вошедшая в класс молоденькая учительница, ответила она.
— Ладно, задавайте ваши вопросы! — пожалев ее, предложил заключенный. — Отвечу, как смогу!
Валерия откашлялась, открыла записную книжку. Разговор не удался. Но писательница заключенному понравилась.
— Знаете что, Валерия! — опять посмотрел он на нее гипнотизирующим взглядом. — Случается в жизни так, что… — он сделал паузу с намеком, — помощь нужна… не от друзей — какие они помощники — а от человека далекого, но умеющего понять. Так вот запишите номер телефона. Скажите, что надо поговорить с Виктором.
Валерия оглянулась. Вечер вступал в свои права: заполнял сиреневой дымкой улицы, зажигал звезды и фонари. Усталые лица прохожих светились умиротворением в ожидании ужина и отдыха.
Она выбрала самый дальний телефон. Открыла записную книжку и, мало надеясь, что этот номер еще не поменяли, липкими от волнения пальцами стала нажимать кнопки.
— Алло? — услышала голос явно немолодого мужчины.
— Мне бы… бы… — она потеряла способность говорить.
— Ну что вы там? — сердито пробурчали в трубку.
— Мне бы… с Виктором поговорить… Срочно!
— Быстрые какие! — проскрипел голос. — А кто говорить хочет?
Валерия испугалась. «Нет, надо остановиться!» — она уже подняла руку, чтобы нажать на отбой, но удержалась.
— Лера Бахарева… — словно сами по себе пробормотали ее помертвелые губы.
— Ладно! Перезвони через часок, Лера! — мелко рассмеялся невидимый собеседник.
«Господи! Господи! Что я делаю! Я Валерия Бахарева!» Она почти ничего не видела и не слышала вокруг себя. Лишь какие-то силуэты, далекий шум…
Час пролетел незаметно. Лера сидела в углу уличного кафе и пила коньяк. Второй раз она подошла к телефону с большей уверенностью.
— Виктор может сегодня! Ты сейчас где? — осведомился скрипучий голос.
— В кафе «У Лукоморья».
— Жди!
Минут через сорок к ней подошел высокий статный мужчина.
— Здравствуйте, Валерия!
От неожиданности она подскочила.
— Ой! Я вас не узнала!
— Зато я вас — с первого взгляда! Такая же красивая и наивная!
Он выдвинул стул и сел рядом.
— Что, беда приключилась, или я понадобился для дальнейших писательских опытов? — делая заказ официантке, поинтересовался Виктор.
Лере было страшно разговаривать с этим человеком, но другого выхода она не видела.
— Беда!
— И какая нужна помощь? — облокотился он на столик.
— Господи! Не знаю, как сказать!