— Вы уже решили, как вы его назовете? — неожиданно спросил он.
— Да. — Решение пришло к ней в ту же самую минуту. — Бенджамин.
— Немного тяжеловато, вам не кажется? По-моему, он слишком маленький для Бенджамина.
«Зато Бенджи будет в самый раз», — упрямо решила Гретхен. Она станет звать его Бенджи. Жаль, конечно, что он никогда не узнает, каким был человек, чьим именем его назвали. Зато он будет расти в безопасности — в доме, который оставил им Бен. Аманда была права. К черту Алана и Дэвида! Гретхен имеет право жить так, как ей нравится. Как-никак она взрослая женщина. И она ни от кого не зависит. К тому же у нее теперь есть друзья. Ей не нужен Оливер. В первый раз за всю жизнь у нее были друзья — свои собственные!
Грэхем не желал думать ни об Эмили, ни о ее клинике по лечению бесплодия. Он гнал от себя все мысли о том, что им предстоит: обо всех этих таблетках, инъекциях, графиках, о созревающих яйцеклетках и вливании спермы. В первый раз в жизни ему вдруг стало понятно, что имели в виду его друзья, решившие отложить рождение ребенка на неопределенное время, чтобы ни с кем не делить жену. Конечно, на первый взгляд это было эгоистично, но… С другой стороны, какому мужчине не понравится чувствовать себя центром Вселенной, да еще в глазах любимой женщины? У кого хватит духу отказаться от этого? Уж точно не ему, решил Грэхем. Ему нравилось возвращаться домой к ужину, зная, что Аманда уже там и ждет его. Ему нравилось смотреть на нее, когда она суетилась на кухне, готовя этот самый ужин. Ему нравилось ей помогать.
Ему нравилось делать что-то вместе с ней. Он обожал ездить куда-то вдвоем — она была такая красивая, и его мужскому тщеславию невероятно льстило, что с ним рядом такая женщина. К тому же она была умна, и он любил слушать, как она рассказывает ему о своей работе, что случалось все чаще, поскольку после долгого перерыва они опять вернулись к своей привычке обсуждать по вечерам свои дела. И Аманда не просто рассказывала — она с удовольствием слушала, и ее искренне интересовали и его дела. Действительно интересовали, иначе для чего бы ей, спрашивается, вникать в малейшие детали?
И Грэхем наслаждался этой близостью. Это как раз то, думал он, что останется им, когда их дети вырастут и выпорхнут из родительского гнезда. Когда Грэхем пытался представить себе, как они состарятся, почему-то он всякий раз видел себя с Амандой сидящими на крылечке их воображаемого домика, где они в будущем мечтали проводить отпуск. Они могли бы качаться в качалке или сидеть на широких деревянных ступеньках, теплых от солнца, с улыбкой перебрасываться ничего не значащими словами или просто молчать, наслаждаясь своей близостью. А потом они бы шли прогуляться на озеро или разглядывали бы звезды.
Они потеряли ее на некоторое время, эту близость, которой он так дорожил. Но потом вновь обрели ее, и Грэхем был рад, что это случилось. Но теперь, когда Эмили нетерпеливо дышала им в затылок, они снова могли утратить ее. Грэхем стиснул зубы — он сделает все, чтобы этого не произошло.
Аманда не хотела даже вспоминать об Эмили с ее клиникой, об осточертевших ей таблетках, инъекциях, графиках сдаче спермы и прочей мерзости. Тем более в это время года. Сейчас, когда до конца учебного года оставалось меньше месяца, на нее разом свалилось столько дел; она крутилась как белка в колесе, ведя бесконечные беседы то с родителями, то с подростками. Добавьте к этому заседания на кафедрах, бесчисленные совещания в комитете социальной помощи населению, беседы с ребятами из старших классов, не забудьте о том, что Аманде позарез нужно было вернуться домой к четырем, чтобы успеть к приезду Грэхема, — и вы поймете, что у нее попросту не было времени думать о том, что ее ждет новый круг испытаний.
Дороти еще во вторник вернулась из больницы домой, и Аманда считала, что им обязательно следует заехать проведать ее. Грэхем был категорически против — он считал, что нужно дать матери время немного остыть. Но Аманде до такой степени была невыносима сама мысль о том, что он чувствует себя оторванным от семьи, что она буквально за шкирку отволокла его к Дороти.
Ах да, и, конечно, Гретхен. Они еще в субботу привезли ее домой — на заднем сиденье, с туго спеленутым свертком в специальной сумке-контейнере для новорожденных, которую Гретхен предусмотрительно купила еще месяц назад. Аманда изо всех сил старалась держаться отстраненно. Она заранее настроила себя на это, зная, что именно ей предстоит испытать, когда она возьмет новорожденного на руки. А чего стоил запах в доме! Аромат свежего дерева, исходивший от новехонькой колыбельки, смешанный с запахом детской пудры и крема, — от всего этого внутри у Аманды вдруг образовалась щемящая пустота, от которой ныло сердце и во рту становилось сухо.