Лаура, не осознавая, замедлила шаг, пока Лиза не приостановилась и, повернувшись, спросила:
— Вы идете, сеньорита? — Она произнесла это очень ласково. У Лизы не чувствовалась резкость языка, свойственная Марии; у Лауры вновь возник соблазн задать несколько вопросов, но она сдержалась и обрадовалась, когда через несколько мгновений Лиза остановилась перед двойными дверями, украшенными перламутровыми ручками.
— Кабинет дона Рафаэля, — проговорила она тихо и затем тихонько постучала по панели и толкнула дверь, впуская Лауру в комнату.
Почти мгновенное завершение Лизой ее обязанностей застало Лауру врасплох: она все еще надеялась, что у нее будет время, чтобы собраться. Этого не случилось. Она сразу же оказалась лицом к лицу с человеком, которого видела последний раз пять лет назад ночью, перед его отъездом из Англии.
Она не знала, чего ожидать, какой может быть его реакция. Но она явно не были готова к тем безжалостным изменениям в его облике, которые произошли, и к горечи, которая скрывалась в глубине его холодных серых глаз. Она остро вспомнила его образ, и мужчина, представший перед ней сейчас, мало чем напоминал его. Он запомнился ей высоким и черноволосым, но он никогда не был таким худым. Его исхудавшее лицо избороздили глубокие морщины, темные волосы, прежде очень густые, слегка поседели на висках не по возрасту — ему тридцать пять, — он определенно выглядел значительно старше. Какими бы ни были переживания, которые он перенес со времени их расставания, они явно оставили свой след, и Лаура нерешительно замешкалась у двери, будто ошиблась комнатой.
Рафаэль Мадралена стоял у окна, когда она вошла, прислонясь к раме, и посмотрел на нее совершенно бесстрастно. Из окон его кабинета просматривалась великолепная панорама: утес и скалы ниже его погружались в пурпурные закатные лучи солнца. Но Рафаэль, казалось, был совершенно безразличен ко всему окружающему, не замечая ни буйства красок, ни течения времени. Он был одет в черный костюм и белую рубашку, которая подчеркивала его темную кожу. Он был до кончиков ногтей испанским дворянином, и Лаура даже не пыталась вообразить, что Рафаэль Мадралена может испытывать какие-то чувства к ней, тем более по истечении пяти лет. Стремление бежать, которое появилось у нее после разговора с Марией, достигло огромных размеров, и она остро почувствовала желание освободиться от всех своих прежних надежд. Ей стало тесно и холодно в этой изящно обставленной комнате. Здесь не чувствовалось роскоши и богатства, но был тщательно натерт деревянный пол, который покрывали ковры из шкур, а стены скрывались под полками с сотнями томов в тускло-коричневых переплетах, которые явно редко видели солнечный свет. Дубовый стол завален бумагами, а два стула, обитые коричневой кожей, — один за столом, а другой перед ним — словно приглашали к уединенной беседе. Ее внимание автоматически отмечало все это, но устремлено было на мужчину, который смотрел на нее с холодной настойчивостью.
Лауре хотелось, чтобы он сказал что-нибудь. Если портреты в коридоре насторожили ее, хоть она и не была слишком чувствительной, то сейчас она, кажется, испугалась, представив, что ее мысленно изучают, как насекомое под микроскопом. Она неловко шевельнулась, и он выпрямился, двигаясь с ленивой медленной грацией, которая всегда напоминала о его мягкой кошачьей натуре, однако совсем не домашнего животного.
— Так-так, — произнес он медленно, продолжая внимательно разглядывать ее. — Так, значит, я не ошибся. Это ты, Лаура.
— Д-да, — сумела она выдавить. — Здравствуй снова!
Все казалось ужасным: и эта атмосфера, и он сам, и она в своих неосознаваемых желаниях. Никогда, даже в самых диких своих снах, не могла она представить, что будет чувствовать себя так неловко. Почему-то она глупо верила, что, хотя все обстоятельства изменились, они сами остались прежними, но как это наивно! Рафаэль смотрел на нее, как ей виделось, презрительно, а она, не имея представления, какие тяжелые переживания избороздили его худое лицо такими глубокими морщинами, ощущала душой и телом, что этот человек стал ей чужим.
И тем не менее что-то будило интимные воспоминания, скорее ощущения, которые она некогда испытывала с ним, и хотя она его уже не любила, он все еще волновал ее как мужчина.
— Ты не присядешь? — подойдя к своему столу и указывая на другой стул, сказал он.
Лаура колебалась. Ей не хотелось садиться, если он собирается стоять. Она и так чувствовала себя неловко, а в этом случае дискомфорт усилится. Наконец она сделала, как он сказал, и стала ждать продолжения.
Он извлек из коробки на столе сигару с обрезанным концом, медленно зажег ее и затем холодно сказал:
— Зачем ты это сделала?
— Я… я не знаю, — ответила она, сжав пальцы рук, лежавших на коленях. — Вероятно, мне… мне было любопытно.
Ее ответ прозвучал очень смело, почти безответственно.
— Любопытно. — Его слова прозвучали резко. — Любопытно, что со мной?
— Да. — Лаура с трудом сглотнула.
— Почему?
— Я не знаю. — Она вздрогнула. — Я увидела объявление, которое дала твоя тетушка, и имя… — Голос ее стал тихим. — Я думаю, что это звучит глупо, не правда ли?
— Нет, не глупо, — произнес он холодно. — Скорее, капризно! — Он покачал головой. — Честно говоря, ты поражаешь меня. Приехать сюда, в мой дом, якобы для того, чтобы заботиться о моем ребенке, просто по прихоти — в результате порыва, из любопытства?
— Эт-то не совсем так, не вся правда, — сказала она, закусив губу и чувствуя, что должна как-то защищаться. — Причины, по которым я приехала сюда, не были ни в какой мере безответственными, дон Рафаэль! — В нынешних условиях она не могла обратиться к нему просто «Рафаэль». — Я признаю, что пошла на беседу с сеньорой Мадралена по приглашению, которое не намеревалась принять. Это было бессмысленно, даже, если хотите, безответственно. Но позже, когда я поговорила с вашей тетей, я вдруг склонилась к тому, чтобы взяться за эту работу. В конце концов, я ведь и есть гувернантка, а у вас ребенок, которому нужны мои услуги…
— Но почему ты решила, что я позволю тебе приехать в мой дом? — спросил он сердито. — Ты, конечно, должна понимать, что ввергла меня в глупое положение…
— Я понимаю это теперь, — сказала она, опустив голову. — Но, право, в Англии это не выглядело бы таким невыносимым.
Слова ее прозвучали неуверенно и нерешительно, да и как она могла объяснить, что там, в Англии, он был мужчиной, которого она хорошо знала, даже слишком хорошо, в то время как тут, в Испании, в этом роскошном доме он — дон Рафаэль Мадралена, глава семейства, хозяин владений, господин своей и ее судьбы. Кто она? Служанка… А о той захлестывающей страсти, которую он испытывал к ней, давно пора забыть… Как забыл он. А потому ему непонятен ее порыв.
Внезапно он прямо-таки упал на стул, который стоял напротив, разглядывая ее оценивающим взглядом; яркий румянец залил ее щеки.
— Скажи мне, — сказал он менее агрессивно, — почему ты не замужем сейчас? Я думаю, что многие мужчины хотели бы разделить с тобой жизнь и супружеское ложе…
— Я не стремлюсь к замужеству, дон Рафаэль, — выпрямилась Лаура и добавила нервно: — Я сожалею, что ваш собственный брак закончился так быстро.
— Неужели? — Странное выражение появилось в его глазах. — Луиза посвятила тебя в мою семейную историю?