Но речь у нас о тебе, юноша. Я просмотрел несколько десятков твоих инкарнаций, и везде ты в своём репертуаре. Отсюда ранняя смерть. Интересно то, что тебя убивали или ты сам погибал, не дожив до своих тридцати трёх. До возраста, когда у человека открывается его последний высший центр и он начинает понимать, зачем пришёл в этот мир. Пережил свои тридцать три года ты только в этом воплощении, да и то благодаря пасечнику.
– А при чём здесь хранитель?
– Что бы я не сказал, ты всё из себя дурака строишь! Кто тебе подарил двух эвенкийских лаек – старик Хоттабыч?
– Лаек оставил мне старик.
– А на лёд из гнилого урья тебя кто вытащил?! Халзан?! В мороз минус пятьдесят семь градусов! Так?
Я слушал и не верил своим ушам.
– Откуда ты всё это знаешь?
– Прочитал в банке твоей памяти, – усмехнулся Ярун. – Сколько тогда тебе было? Тридцать два, не больше?
– Получается, что хранитель увидел моё будущее?
– Увидел. И сделал всё возможное, чтобы ты уцелел. Теперь до тебя дошло, в чём твоя ошибка? Хорошо, что у тебя никогда не возникало привязки к вещам и деньгам. Ты бы тогда превратился в обычного потребителя. И никогда бы не узнал, что дух твоего народа не сломлен, что в его недрах теплится огонь древней великой цивилизации.
С минуту, посматривая на мою реакцию, Ярун молчал. Потом, улыбнувшись, добавил:
– Хорошо, что привязка к своему народу и Отечеству удержала тебя во втором высшем сословии. Сделать один шаг будет не трудно. В этой жизни, мы уверены, что тебе это удастся. Ты понял, в чём разница между привязкой и любовью и в чём смысл человеческой жизни?
– Понять-то я понял, но чтобы всё это осознать и принять, потребуется время.
– Оно у тебя есть, юноша.
– Почему вы все зовёте меня юношей, хотя мне далеко за сорок? – спросил я Яруна.
– Потому что для нас ты юноша, – улыбнулся мой новый друг. – Мы все намного старше.
– На сколько?
– Если я скажу правду, ты мне всё равно не поверишь. Так что лучше не спрашивай.
– Хранитель недавно познакомил меня с тайной долголетия.
– Он, как всегда, кое-что тебе не договорил, – засмеялся человек из метрополии. – Но не переживай, мы поняли, что ты полностью свой, и поэтому скоро узнаешь то, о чём хранитель тебе недосказал.
С этими словами Ярун, давая мне понять, что разговор окончен, поднялся со своего места.
– А как же самолёты? Ты сказал, что от стрел, тесаков и копий я перешёл на технику.
– Вместо того чтобы искать истину и вести за собой людей, ты предпочёл давить на педали и крутить штурвалом.
– Ты можешь показать мне мою последнюю инкарнацию?
– Что, стало интересно, как тебя укокошили?
– Честно говоря, да.
– Тогда садись и давай сюда свои руки, – Ярун снова занял своё кресло, и через несколько минут перед глазами у меня поплыл белый туман...
Я увидел себя сидящим в набирающем высоту истребителе. Я резко тяну на себя ручку управления, давая максимальный газ, и самолёт, ревя мотором, мчится вертикально вверх. Мельком взглянув назад, я замечаю, как следом за мной набирает высоту и мой ведомый.
– Справа от тебя, чуть ниже, пара «худых»! – кричу я ему по рации. – Будь осторожен!
– Я вижу бомбовозы, – в свою очередь слышится голос моего ведомого. – Их несколько десятков. «Худые» попытаются бомбёров прикрыть...
– Уходим на высоту! – кричу я ему. – Оттуда атакуем.
– Впереди вижу четвёрку «мордатых». Они идут прямо на нас, – опять слышится голос моего товарища. – Что делать?
– «Фоккеров» обойдём, нас с тобой интересуют «юнкерсы». И «худыми», и «мордатыми» займётся вторая пара.
– Слушаюсь! –раздался баритон ведомого.
Пройдя через облако и набрав высоту, мы увидели, как внизу развернулись для сбрасывания своего смертоносного груза «юнкерсы», а в стороне от них закружились в смертельной схватке с парой «мессеров» два наших истребителя.
– Куда делись «мордатые»? – спросил я у ведомого. – Из виду их выпускать нельзя. Могут атаковать внезапно, как правило, со стороны солнца.
– Вот и они! – услышал я голос своего друга. – Мы сбили их с толку, но сейчас они нас видят.
– Хорошо! Тогда атакуем сначала их, а потом возьмёмся за бомбёров!
Сделав мёртвую петлю, я бросил свою машину в лоб ведущему «фоккеру».
– Посмотрим, чьи нервы крепче: твои или мои, немчура, – прошептал я, стиснув зубы.
Ещё секунда, и «мордатый» оказался в прицеле. Но нажать на гашетку я не успел, «фоккер» резко ушёл вниз, а его замешкавшийся ведомый попал под удар моего друга. Было видно, как, задымившись, со снижением, он потянул к линии фронта.