– Поздравляю! – крикнул я своему ведомому. – Теперь пора к бомбовозам. Они уже на заходе. Иначе нашей станции хана! Я беру головного, ты – по обстоятельствам.
Развернувшись, мы пошли вниз навстречу бомбардировщикам. Сначала нас никто не заметил, но вскоре бортовые стрелки открыли по нам такой огонь, что меня охватил страх погибнуть, не долетев до цели.
– Огонь по стрелкам, – скомандовал я, – иначе нам крышка!
Поймав в прицел ощетинившуюся пулемётом боевую башню «юнкерса», я нажал на гашетку. Было видно, как пара снарядов угодила в её контур, и бомбардировщик сразу накренился.
– Всё, бомбёр, теперь ты никуда не денешься. Прикрой, – сказал я ведомому. – И смотри в оба.
В этот момент боковым зрением я увидел, как со стороны солнца появились две тени.
– Бойся «худых», идут от солнца, – закричал я своему другу.
– Вижу! – раздался в наушниках его голос. – Бомбёров придётся кинуть, вернёмся к ним после.
– Седьмой, седьмой! – позвал я командира эскадрильи. – Мы в тисках. Давай кого-нибудь сюда. Мешают истребители.
– Третий, я тебя понял, – раздался бас комэска. – Жди!
Выйдя из пикирования, мы снова попытались набрать высоту, но «мессеры» нас перехватили. Через минуту к двум «стодевяткам» присоединилась ещё одна пара.
– Будет жарко, – закричал я своему другу, – уходим на вертикаль. Кто первый наберёт высоту, тот и выживет.
Дав полный газ и взяв на себя рукоять управления, я резко бросил свой «Р-39» круто вверх, за мной последовал и мой ведомый. Видя наш манёвр, немецкие асы растерялись. Сделав круг ниже нас, пара «мессеров» полезла вверх, другая устремилась к своим бомбардировщикам.
– Тройка, ты где? – услышал я голос своего комэска. – Пока мы валим бомбёров, отвлеките истребителей.
– Будет исполнено, – подал я голос. – Мы этим и занимаемся.
– Над вами два «мордатых»! – вдруг услышал я голос одного из наших пилотов. – Вы в «этажерке».
Инстинктивно бросив «Аэрокобру» в сторону, я вышел на горизонталь и увидел, как «фоккер» с разворота заходит в хвост моему ведомому.
– Гад ползучий! – прорычал я, делая вираж в его сторону. – Сейчас ты у меня запоёшь Лазаря.
Заметив мой манёвр, ведомый атакующего попытался прикрыть своего ведущего, но, не обращая на него внимания, я поймал в прицел кабину пилота и нажал на гашетку. От работы пушки самолёт слегка тряхнуло. Но я опоздал, снаряды немецкого истребителя вонзились в мотор самолета моего друга, и он задымил.
– Прыгай! Внизу наши! – крикнул я ему.
Но ответа не последовало. Выйдя из виража, я увидел, как позади падают два горящих самолёта.
– Прыгай! – закричал я своему ведомому, будто он мог меня услышать. – Прыгай!
Но никто из падающей «Кобры» не выпрыгнул.
– Ну что, Ганс? – взглянул я на приближающийся ко мне «фоккер». – Ты, я вижу, пошёл в лобовую? Похвально! Смелый же ты парень, жаль тебя!
И поймав в прицел лобастый нос «фокке-вульфа», я снова нажал на гашетку. Вдруг перед глазами у меня что-то вспыхнуло, и резкая боль обожгла плечо и шею. На секунду я потерял сознание. А когда оно ко мне вернулось, я увидел завалившийся на бок «фоккер», который, дымя, падал на землю. Осмотрев приборы истребителя, я понял, что один из снарядов немца, пробив обшивку под фонарём кабины, разорвался за моим креслом. От мгновенной смерти меня спасла бронеспинка. Ранение я получил от разлетевшихся по кабине осколков. Ещё раз посмотрев вниз, я увидел, как раскрылся парашют немца.
«Что ж, живи! Ты хорошо летаешь. В этом бою тебе удалось меня опередить. Но 37-миллиметровых снарядов наших «Р-39» ваши хвалёные «фоккеры» не любят. Зря ты пошёл в лобовую», – подумал я о Гансе.
Передав по рации командиру, что ранен, с набором высоты я развернулся в сторону родного аэродрома.
– Только бы не потерять сознание, – шептал я сам себе. – От шока я его не потеряю, но, возможно, от потери крови.
Кровь продолжала течь из раны на шее, и остановить её я был не в состоянии.
Выйдя из пылающего квадрата, я дал форсаж и повёл самолёт с небольшим снижением. Внизу под крыльями истребителя вилась родная Кубань. На её берегах зеленели сады и перелески из акации, земля казалась такой ласковой и гостеприимной.
– Скорее бы аэродром! Не дай бог потерять сознание! – шептал я пересохшими губами.
Мучительно хотелось пить, и время от времени темнело в глазах. Наконец, я увидел кромку насаждений, за которыми располагался наш аэродром. Сбросив газ и выпустив закрылки, я стал плавно снижаться.
– Вот и взлётно-посадочная полоса. Пора выпустить шасси, – дал я себе команду. – Теперь ещё ниже, немного, чуть-чуть.