– Вы думаете, что хотите знать, но вы боитесь. Он страшный.
– Кто? – спросил Рей.
– Человек из моих снов. Обычно mamá Орхидея всегда рядом, чтобы меня защитить. Но иногда я его вижу.
– И как он выглядит? – спросила Маримар.
– Я не вижу его лица, ничего конкретного. Но после того как мы побывали в музее, я думаю, что он может быть луной. Или звездой.
Рей почувствовал, что у него пересохло во рту. Он рисовал тот свет, тот спектр, отразившийся вокруг в Нью-Йорке.
– Малышка, цирк – это трюки. Фокусы. Иллюзии.
– Цветок у меня на лбу – иллюзия? – спросила та с легкой усмешкой. – И разве чудеса mamá Орхидеи были трюками? Она показывает их мне во сне. Она говорит, вы оба думаете, что хотите ее услышать, но на самом деле не слушаете. – Затем она подняла брови точно так, как это сделала бы Орхидея. – Особенно ты, Маримар.
Маримар ощутила тяжесть внизу живота. Она начинала понимать, что это означает: что-то приближается. Вот-вот произойдет.
– Ты можешь показать нам, Рири? – спросила она.
Рианнон протянула вперед свои грязные маленькие ручки. По ним ползали божьи коровки, но она не обращала на них внимания.
– Хорошо, подумайте о mamá Орхидее.
Губы Рея дрогнули. У каждого из них была своя версия женщины из Четырех Рек. Для Маримар она всегда останется наполовину реальной, наполовину легендой. Она представила, как Божественная Орхидея Монтойя вытаскивает лосося из озера, где разводили форель. Представила, как готовит бальзамы и мази для каждой царапины и каждого ожога, которые Маримар наживала, словно боевые шрамы. Для Рея она была воплощением очарования. Той самой бабушкой, которую он любил и ненавидел одинаково на разных этапах своей жизни. Той, которая никогда не будет ограниченной и нормальной. Он видел ее такой, как на той фотографии, полной надежд и юной, как будто мир еще не до конца ее сломил. Рианнон знала свою версию Орхидеи – женщину, ставшую деревом. Голос в ее снах пел прекрасные песни, которые она только начинала понимать.
И тут они услышали один-единственный голос. Голос человека, который Рианнон и Рей уже слышали раньше.
– Найди меня, – сказал он.
А затем раздался четкий голос Орхидеи:
– Бегите!
Когда Рей открыл глаза, по его лицу и шее струился пот. Он на карачках подполз к стене, и тут что-то коснулось его кожи. Листья и виноградные побеги вылезали из земли, разрастаясь с невероятной скоростью.
– Бежим! – крикнула Маримар. Она схватила Рианнон за руку, и, спотыкаясь, они кинулись в дом. Рей попытался захлопнуть сетчатую дверь, но не смог. Заросли винограда оплели весь дом, заползая на потолок, обвиваясь вокруг потолочного вентилятора и светильников. Маримар хлопнула ладонью по выключателю, но света не было.
Тяжесть и боль внизу живота усилились, и, скорчившись, она упала на колени. Рианнон потянула Маримар за рубашку. Рей оттащил обеих назад.
– Маримар, Маримар, встань, пожалуйста! – кричала Рианнон. – Он здесь!
В центре гостиной возникла фигура. Вокруг нее кружилась темнота, заставляя их глаза напрячься, чтобы разглядеть очертания. Негатив фотографии, заполненный движущимися пространством и временем, излучающий радужный свет из сердцевины. Маримар поняла. Поняла, что Рианнон права. Живая Звезда.
– Чего тебе надо? – крикнула Маримар. Звук ее голоса показался ей отвратительным. От страха, сжавшего голосовые связки, он сорвался на визг.
Существо огляделось, и Маримар различила злобное выражение, мелькнувшее в ярком калейдоскопе его черт.
– Я должен вернуть украденное.
– Мы ничего не брали! – крикнул Рей.
– Это сделала Орхидея.
Он двигался быстро, его руки сомкнулись на дарах у горла Маримар и на лбу у Рианнон. Маримар и Рианнон вскрикнули. Маримар почувствовала, как трепещет ее сердце. Словно ее разрубили пополам и вывернули наизнанку, как освежеванную дичь. Она пыталась пошевелить руками, защищаться, но тело ее обмякло. Маримар увидела дерево у себя в саду. Свою долину. Облака, катившиеся черно-серыми клубами, ударявшие кулаками грома в землю. Дерево Орхидеи с текущей кровью из самого его сердца.
Живая Звезда вскрикнул и выпустил их. Позади него сверкали безумные глаза Рея, всадившего кухонный нож в плечо нападавшего. Живая Звезда рухнул на колени, свет, пульсирующий внутри него, начал постепенно угасать. Он поднял руку и вытащил лезвие из своего тела.