они провалятся, все правила нарушатся, создавая новое поколение, более сильное и
великое поколение Винтеров и Челси.
Я не понимала, что означало «провалятся». Правила уже были нарушены, ведь
девочка родилась в семье, но кто провалился и как? Я посмотрела на стихотворение внизу
страницы. Смятение усилилось, когда я прочла ее:
Четыре силы двух похожих видов появятся в определенный срок
И правда прозвучит, война начнется, подняв тревогу средь родни.
Первый служит выше прочих, живет, чтоб спасти вечный свет.
Воин с величием на спине,
И сила его пригодится вполне.
Сердце льва одолеет язык змеи,
Человек с кинжалом начнет новую гонку.
Второму падать нельзя, у него ключи к небу,
Тайны людей на его плечах,
Его сила бьет глубоко, оставляя кратеры правды,
И вода льется быстро, когда нет преград.
Человек с ружьем на спине исполнится благодати.
Третий молчит во время силы,
Ему не по себе от зова по имени,
Его сила ведет к концу света,
Сцена сияет под звуки баллады,
Человек чиркнет спичкой и раскроет вечное пламя.
Четвертого ненавидят все те, кто боится,
И время покажет, где часы.
Его сила заполняет души тенями боли,
Голубь кричит, когда связь прерывается.
Человек с пистолетом рад силе среди робких.
Эти четверо станут великими и останутся великими.
Винтеры и Челси будут вечно править, чтобы побеждать тех, кто во мраке.
Часть поэмы могла быть о нас, но большая часть была непонятной. Например,
Дастин всегда ходил с ружьем на спине, но я не понимала, что значат слова о благодати.
Джек не использовал кинжал, и Тревор не был тихим. Он точно не молчал. Часть обо мне
не сходилась, говорилось о мужчине. Там должны быть четыре мужчины, а не трое
мужчин и женщина. Это пророчество было о будущем поколении. Не о нас.
– Ты знаешь, что это значит? – спросила я у Доджера, снова глядя на слова.
– Нет, – сказал Доджер. – Мы с отцом не знаем, говорят ли они о нынешнем
поколении. Они ждали, пока это поколение станет править, но этого не произошло. Я
надеялся, тебе что–то покажется знакомым, и что это окажется твое поколение.
Я виновато покачала головой.
– Я понятия не имею, о чем тут говорится.
Доджер вздохнул, закрывая древнюю книгу. Три эмоции терзали мою голову. Я
прижала ладонь к виску, пытаясь прогнать их. Эмоции Джека были четче всего в моем
теле. Я знала, что так потому, что Джек много держал внутри ради людей вокруг себя, и
это вызывало боль и страдания у брата.
– Что такое? – спросил Доджер, касаясь моего бока. Его эмоции затмили Джека, и
мое сердце замедлилось до нормального темпа.
– Ничего, – выдохнула я. – Просто ощутила Джека, – я убрала его руку со своего
бока и сжала. – Так лучше.
Доджер подошел ближе ко мне.
– Что я чувствую? – тихо спросил он, другая его ладонь задела мою щеку, посылая
мурашки по спине.
Я сосредоточилась на Доджере, его радость трепетала в моей голове. Я просияла.
– Почему не рассказать?
Губы Доджера приближались, пока не коснулись моих. Страсть сдавила мои легкие,
и я пылала все сильнее с каждой минутой.
– Доджер, – позвал мистер Хамптон сверху. Я услышала шаги над нами, он добрался
до люка. Мы с Доджером быстро разошлись, мистер Хамптон заглянул в тайную комнату.
– Ты показал ей книгу? – крикнул мистер Хамптон.
– Да, пап, – ответил Доджер, чуть покраснев. Мы подошли к лестнице, что вела
наверх. Мы поднялись и вернулись на первый этаж.
– Что–то было знакомым? – спросил с энтузиазмом у меня мистер Хамптон. Его
волнение жалило мое тело.
– Нет, с нами можно было связать лишь крупицы, – разочарование мистера
Хамптона было отчетливым среди других эмоций. Я ощущала себя ужасно, ведь не могла
помочь семье Хамптонов. Я прикрыла рот рукой и зевнула.
– Ты устала, – заявил мистер Хамптон. – Лиззи покажет тебе свою комнату, – мистер
Хамптон стал громко звать Лиззи, пока она не пришла ко мне и Доджеру.
– Что, папа? – проскулила Лиззи.
– Аманда поспит ночью у тебя на запасной кровати, – сказал он дочери. – Покажешь