Синкара покачал головой.
— Кажется, этот знает брод везде, где надо и не надо. Как-то ведь он сел на Ваханте.
— … и он передаёт эти координаты нам, чтобы уже мы разобрались с недобитками, а у него на этом всё? Вроде как, последние точки над И…
— Ли’Хор, ты много с ходу вспомнишь маньяков, умевших вовремя остановиться?
Нарн развёл руками.
— Я не уверен, что вообще многих с ходу вспомню. Я не спец по сдвинутым мозгам, как-то больше по обычным бандитским разборкам… А эта братия тоже, конечно, с огоньком порой к делу подходит, но чучело из кусков разных тел пока ещё никто не собирал. Вот хоть режь меня, я б не придумал, что он этим сказать хотел… Говорят, что надо уметь мыслить как преступник. Ну не знаю, если мыслить как этот вот, так недолго и самому, по-моему… Это я ничего против тебя не говорю, Алварес, но ты поосторожнее.
— Ему это все уже сказали, — усмехнулся Вито, — но он же в своём роде тоже маньяк. Допёк Альтаку, чтоб его вернули к этому делу… Правду сказать, оно всё больше выглядит как личный вызов. Почему он сшил по полголовы человека и центаврианина? Может, конечно, потому, что по его мнению так красивше, а я просто параноик, раз вижу в этом жирный и некрасивый намёк…
Дайенн чувствовала, что прямоугольник фотографии всё сильнее жжёт тело. Выложить его сейчас? Нет, нет…
Всю дорогу с Ваханта она искала хотя бы для самой себя приличное объяснение, почему так поступила. Почти нашла, но потом была эта адская карусель зверски расчленённых тел и тел, которые необходимо было расчленить спокойно и правильно, с чувством вины — хотя всем вроде бы очевидно, что их-то вины здесь ни капли — перед Л’Тачлит, которой приходилось, с забранными образцами для бакпосевов, каждый раз проходить через шлюзы дезинфекции и надевать маску своего баллона — что поделать, лаборатория кислородников ближе и больше, в метановой сейчас своя работа кипела. Можно было уйти и раньше, но так хотелось поскорее… не то чтоб закончить, до «закончить» тут ещё далеко, но насколько возможно приблизиться к этому, да и неудобно было перед Лютари, и так целиком взявшим на себя все центаврианские трупы — хорошо хоть, их на общем фоне немного.
Почему? Из-за проклятых слов проклятого Такерхама, которые всё равно не могли побудить этот минбарский принцип защиты чести, потому что он менее всего может относиться к Алваресу? Из-за чувства вины перед алитом Соуком, в поручении которого пока что не слишком преуспела, и как следствие — желания предоставить ему то, чего не знает больше никто? Разумеется, хотелось бы, чтоб сперва у неё были какие-то версии, как понимать этот новый неожиданный элемент, с чем он может быть связан. Версий пока не было, а вот понимание сути того, что именно она сделала, становилось всё сильнее — и с каждой минутой промедления становилось всё сложнее выложить эту фотографию, и от этого становилось ещё поганее. Так бывало давным-давно, иногда в детских снах, которые она помнила потом очень смутно, без подробностей, только само это чувство — она совершает нарушение. Идёт туда, где ей быть не подобает, делает то, что приводит в ужас её саму, а уж в какой ужас приведёт взрослых — нечего и говорить. Она понимает это внутри себя — и всё же обнаруживает себя уже сделавшей это. И тягучая, жадная трясина страха, тоски, раскаянья, стыда затягивает её… Мама успокаивала, говорила, что такие сны снятся всем, и ей снились, от этого становилось немного легче. Сейчас — не сон, и нет рядом мамы, чтобы успокоить…
В обратной дороге почти всё время провели в кают-кампании, доработка отчётов превратилась в коллективное творчество — спасибо Синкаре, который ни себе, ни кому вокруг с рабочего настрою сбиться не дал, сидел, вслух страдал о невозможности разорваться, и в рейде в Аид принять участие хочется — такие записи в послужном списке вообще не часто появляются, и там как раз, по меткому выражению Ранкая, пара субъектов отменила таки бронь на ближайший рейс к кандарскому солнцу, скоро будут готовы что-то да сказать. Дайенн тоже было о чём подумать в этом плане, но думала она, пытаясь свести первичные результаты в окончательно внятную картину, о других вещах. О Ваханте — не было времени, конечно, на экскурсии по окрестностям, но и того, что видела, хватало для самых разнообразных мыслей. Почему ни одна сволочь так и не нашла в себе решимости поднять вопрос о биологическом карантине? Лучше поздно, чем никогда. Дилгарские сомнительные гарантии безопасности канули с ними вместе, да и касались они их самих и союзников. Дрази, например, их союзниками не были, они были, в составе первого населения колонии Латиг, таким же материалом для экспериментов. Если никто из первых высадившихся на Ваханте пиратов не повторил судьбу обнаруженных там трупов через годик-другой, это действительно должно так успокаивать? В истории до чёрта примеров, когда заразе требуется лет десять, чтобы приспособиться к чужеродному организму, зато уж как приспособится… Зато вот полицейские лаборатории обременены прекрасным и бессмысленным делом этих бакпосевов, для прояснения причудливого и извилистого пути существ, визами сроду не обзаводившихся, хотя любому понятно, что не влияют эти результаты особо ни на что — добропорядочные граждане и прежде не совались в сомнительные места, не озаботившись прививками и страховками, а не добропорядочные как руководствовались своими соображениями, так и впредь будут.
Г’Тор, давно закончивший со своей частью бумажной каторги — спасибо за это коллегам из тирришцев — теперь пялился в фотографии мест преступления, а не пялиться и сложно было, Алварес разложил их на полстола.
— Нет, всё понятно с уничтожением пиратов… Ну, методы, конечно, оторопь внушают, но надо думать, пиратскую братию не так легко впечатлить, там уж слишком закалённые жизнью натуры, а вон гляди-ка, как загоношились! Но эти надписи и знаки — это просто какая-то бессмыслица! Почему он два раза написал одну и ту же букву? Конечно, теперь одно из мест уничтожено, как бы нет у нас буквы, но он-то об этом знать не мог!
— Ну, к взрыву на Яришшо он действительно непричастен. Да и у нас всё-таки остались фотографии. Мало, и не очень хорошего качества… Но много ли это уже решает, ну, минус один пожизненный срок, что ли?
— Это не 3.
— Что? — Синкара повернулся и встретился с каким-то странным, остекленевшим взглядом Алвареса.
— И это не А. Вито, будь добр, свяжись с Шлилвьи, он говорил, что есть фотографии, менее чёткие, но может быть, там ракурс удачнее… Хотя я и так совершенно уверен.
— Алварес, ты мог бы быть внятнее?
— Смотри сам! Я бы сам предпочёл видеть что-то другое… Вот здесь падает тень от рукояти меча, кого-то из нарнов из силового. Она перекрывает перекладину в литере. А если присмотреться? Крови свойственно оплывать потёками, но даже несмотря на это видны эти «хвостики»… Которых в денетском случае нет.
— И что это значит?
— Что в Диллатлиине — не Б. А в Лумате не 3. Начертание не латинское. У всех знаков одно начертание. Нет никаких сбоев и противоречий. Это кириллица. Белорусская кириллица.
Послышал грохот сдвигающихся стульев — и Синкара, и Ли’Хор, и Дайенн, хоть ног не чуяла от усталости, ринулись к нему.
— В Диллатлиине — кириллическая В, она выглядит как латинская Б, но здесь она выписана старинным шрифтом. Начертание славянской З тоже отличается от цифры 3… Он не просто выписывал отдельные буквы, он составлял слово.
— Алварес, ты извини, я по-русски-то читать не умею, а по-белорусски тем более.
— Это моё имя, Вито. На языке моих предков. На базе в Аиде будет буква М. Вадзiм.
Дайенн тронула руку бледного, как полотно, Алвареса. Потом встряхнула его за плечо. Потом несильно, не размахиваясь, ударила по лицу.
— Что за бред? Почему? Откуда ему знать твоё имя и зачем ему его писать?
— Потому что я подозреваю… — Вадим сглотнул ком в горле, — если не сказать — уверен, что знаю, кого мы ищем. И что означает собранный из фрагментов труп. Расколотое сознание. Дайенн, ты же сама знаешь, что ни одна технология не позволяет вбить все эти штыри в потолок одновременно. Кроме одного способа. Телекинеза. Все факты говорят о том, что среди убийц очень сильный телепат. Не просто телепат — телекинетик. Самый сильный телекинетик из всех, кто сейчас живёт в галактике. Мой брат, Элайя Александер.