— Думаю… правильно ли я поступаю… точнее, правильно ли я мыслю. Так всё сложно, когда нет закона… и ещё сложнее, когда закон есть. Есть закон, убийство — преступление… Но ведь на войне убийство — это неизбежность, и даже долг. Уже кто только не сказал, что медаль бы этому маньяку выдать, шутки шутками, а правда в том, что так реально многие думают. Не все вслух скажут, а между собой-то… Последнее дело для полицейского — оправдывать преступника, но сколько раз ни повтори, что закон есть закон и долг есть долг, во рту слаще не станет.
Элентеленне молча вздохнула. А что тут сказать — порадоваться, что никто лично её мнения не спрашивал? Это да, потому что она не нашлась бы, что сказать, каково оно, это её мнение. Она хотела просто работать, делать всё возможное, чтоб преступники получали наказание за свои поступки, а не давать этим поступкам свою оценку.
— И сколько раз ни повтори, что от нас, вот конкретно от меня, ничего не зависит… Дело это формально моё, хотя это и звучит смешно, по факту это уже дело всей полиции, от директоров до последнего рядового. Так вот, были дела и неприятные, и скучные, но не было ещё такого, которое хотелось бы просто бросить. Да, бросить. Пусть бы с этим кто-то другой разбирался, не я. Вот скажи, где сейчас Синкара? Ну может, наконец на боковую отправился, но полчаса назад это ещё точно было не так. Носился по отделению как снаряд, то докторов докапывал, то аналитиков, какие-то запросы куда-то отправлял… Скажешь, нормальное для него поведение, его даже после таких вылетов сразу в постель уложить может либо прямое попадание бластера, либо член Альтаки, извини уж, что говорю такое. Да, вроде бы ничего экстраординарного. Но народ тут шуршит, кое-что доносится… Мальчишку-ранни он считай себе выцарапал. Тирришцы это сразу поняли, поэтому к нему даже не сунулись, пока он на корабле куковал. Сидят гадают, какие Синдикратия тут интересы имеет, но им не сильно принципиально, видимо, их интересы тут не такие значительные. А мне кажется, они не правы. Знаешь, что это, Элентеленне? Сочувствие. Ему просто жаль этого мальчика. Просто хочет увести его из-под удара, чтоб он не отвечал по всей строгости закона за то, что не погиб, а дал сдачи. Потому что закон и справедливость не всегда одно и то же. Конечно, не так надо было, не такими методами… Ну, ведь Алварес у нас тоже, наверное, не совсем правильно поступил, когда согласился от работорговцев в подарок живого человека принять… Но ведь для неё это шанс на свободу был. Живая, здоровая теперь по отделению бегает… А если бы он тогда отказался, ждал, когда мы материалы накопаем, чтобы этого гада прижать — куда б её уже успели продать, что бы с ней было? Ругго вот говорит: «Так он и не людей вовсе убивал, а зверей, они сами себя вне закона поставили, так почему ж мы их защищать должны? Опять же, и понять его можно, что озверел, побывав там…» Понять можно… но оправдать? Мы полицейские, у нас есть право убить при сопротивлении аресту. Но он… Разве может человек сам на себя брать какое-то право?
— Знаешь, Махавир, переплети-ка ты косу.
— Что?
— Мне мама так всегда говорила, когда меня какие-то сомнения и печали одолевали. Когда расчёсываешь волосы, заплетаешь косу — мысли в порядок становятся, голова проясняется. Ну, может, на мужчин так не действует, у нас мужчины волосы распущенными носят, а маленькие косички от висков — чего там переплетать… Ты успокойся, будто от тебя прямо сейчас кто-то требует осуждать его или оправдывать. Просто делай, что велит сердце, что велит долг, а долг твой — преступников ловить, и не только этого конкретного, а вообще. Если так случится, что где-то с ним столкнёшься и поймёшь, что не можешь сделать, как должен — ну, и отпустишь его, ну, и ответишь за это, как подобает… Ты взрослый, ты мужчина, ты это понимаешь. Какие мы есть, такими нам быть, главное быть честными, со своим сердцем, со всеми… И иметь мужество принять, что нам жизнь за эту честность готовит.
Махавир посмотрел на девушку и тут же отвёл взгляд, охваченный неожиданным смущением. Элентеленне показалась ему вдруг невероятно красивой. Это при том, что волосы она сегодня, поднятая с утра не в свою смену, заплести, как обычно, не успела, а только стянула в узел на затылке. А уж косметикой лорканки и сроду не пользовались.
— А ещё я кирпан* потерял… Он там, на корабле остался, застрял в теле врага.
— Ничего, будет другой. Кирпан не в ножнах, кирпан в сердце того, кто бесстрашно встаёт на защиту невинного. Может ли быть лучше судьба для кирпана, чем остановить биение злого сердца?
Как же Реннар выдерживает это изо дня в день, один Вален, верно, знает… Нет, и говорить нечего, никогда б она не выбрала жреческую касту — она не способна на такое непоколебимое самообладание!
— Дайенн, я должен поговорить с ним! Должен…
— Всё, что ты прямо сейчас должен, шаг’тот тебя забери, это лежать смирно и выполнять предписания врача! А то без тебя допросить свидетеля будет совершенно некому…
— Я не рассчитывал, что буду ранен!
Палата дрянь, зато одноместная — можно орать на напарника, не опасаясь кого-то потревожить. Ну ладно, почти не опасаясь — палата угловая, то есть, в конце коридора, и за одной из стен — пустой малоиспользуемый коридор перед метановыми лабораториями, но за другой-то два бедолаги-силовика…
— Да, ты рассчитывал, видимо, что будешь убит, судя по твоему геройству на этом пиратском корабле! Что там происходит такого, что не может подождать, пока врач разрешит тебе вставать? Куда ты боишься опоздать?
Вадим бессильно откинулся на кровать.
— К Элайе. К Элайе, которого я потерял 4 года назад.
Дайенн вздохнула и отвесила очередного пинка коробочке климат-контроля на стене у пола, полузагороженной величественным корпусом системы мониторинга. Коробочка вздохнула тоже и принялась таки за работу — вытягивание из гнетуще малого пространства душного запаха веществ противоожоговых пакетов и нагнетание свежего, более прохладного воздуха. Работала она, увы, только вот так, после напоминаний, и иногда склонна была переусердствовать, делая температуру несколько холоднее требуемой, но увы, ремонтники сейчас были нужнее в другом месте — в метановых лабораториях накрылось два помещения со свежими бакпосевами…
— Тебя беспокоит то, что буквы в твоём имени закончились? Ну ничего, он придумает что-то ещё! Зачем-то ж он позвал нас на Маригол…
— Дайенн, вот Раймон сокрушается — что с Лораном такое произошло, что он на живых людей стал нападать, что живой крови столько выпил… А мне теперь думать — что же с Элайей случилось? Врачи и прежде опасались за его рассудок, но это…
— Алварес, если… прошу заметить, если! — это действительно твой брат… Что-то же означают слова мальчишки, что он просит твоей помощи? Может быть, намеренье сдаться? …А может — ловушку.
От нас сейчас вообще ничего не зависит, хотелось сказать. Зависит от того, как скоро начальство дожмёт прославленный своей независимостью Маригол, и все понимают, что это может занять столько времени, что они могут прибыть опять, мягко говоря, с опозданием, да может быть, он прямо вот сейчас пришпиливает там очередных криминальных авторитетов к потолку, но что они-то могут сделать? Но Алваресу, как показала практика, толку говорить подобные очевидные вещи…
— Лоран Зирхен опознал его…
— Лоран Зирхен опознал бы кого угодно, кого прикажут, тебе не приходило такое в голову? То, что они знают о тебе, о истории твоего брата — это очевидно…