— И ребята вроде семьи Крина подготовили эту почву сами. Они заигрались в мистификации и инопланетную истерию. И они, конечно, пытались всё переиграть, вот только народ им уже больше не верил. Шок был слишком велик. А раз больше нет веры правительству, так безыскусно дурившему народ около полувека — почему бы не поверить инопланетянам? И не взять от них то, что оказалось так созвучно собственным настроениям корианцев? Говорят, чем грандиознее ложь — тем легче в неё верят. Но так же говорят — тем сильнее разочарование. Сильные корианского мира были уверены, что разыгрывают беспроигрышную партию — и их падение вполне соответствовало вложенным ими усилиям. Быть может, если б Даркани и Схевени не решились на это откровенное безумие — ринуться в неизведанный космос в поисках ответов, или нелёгкая не вынесла на их пути «Эскалибур», всё это могло продлиться ещё долго… Но история сослагательного наклонения не знает, и господа вроде Крина тоже об этом помнят.
— Схевени… Это ведь фамилия напарницы Даркани. Я не связала, конечно, бывают дальние родственники или однофамильцы. То есть… Лисса занимала, насколько я поняла, не очень уж высокие посты, но и Даркани, получается, тоже, просто один из наркомов… Это парадокс, который не сразу укладывается в голове — они почтенные и почти легендарные фигуры, можно ли было ожидать встретиться здесь с… их сыном? Даркани — отец Илмо Схевени?
Вот почему она долго думала, что не различает корианцев. В большинстве материалов о Корианне фигурировали фотографии первых контактёров. И первым корианцем, которого она как следует рассмотрела, был их сын.
— Ну, напарники нередко становятся очень близки. Это я сейчас совершенно без намёка говорю. Особенно когда они прошли вместе через то, через что прошли Даркани и Схевени.
— Это Илмо имел в виду Крин?
…Действительно, хмырь. Какое же правильное слово. «Социалистка»!.. Алварес прав (как же противно, когда он прав), религиозное и культурное взаимопонимание совершенно не в труд, когда чужая религия и культура твоим как минимум не противоречат. Минбарцы могут считать глупостью трепетное отношение бракири к кометам — но кому оно, в конце концов, мешает. Нарнам в священные дни Г’Квана запрещено совершать сделки — и это может быть неудобно, если именно сейчас тебе нужно купить что-то нарнское, но это опять же не смертельно. А если чья-то религия велит убивать детей? А если чья-то культура допускает ограбление родного мира и почитает это даже за в некотором роде доблесть? Будучи минбарцем, такие вещи невозможно ни понимать, ни уважать. Но есть ли смысл объяснять это кому-то вроде Крина? Так и вспоминаются слова Урсулы Бокари про нутро богачей. Стоило сказать что-то не по нраву — и ты для него социалистка.
— Как сказать. Даркани был наркомом планетарной безопасности, и в этом качестве чувствительно прижал хвост эмигрантам второй и третьей волны, не говоря уж о тех, кто эмигрировать не успел, или не отпустили. Первая волна, как видите, ни финансовых, ни личных потерь от него не понесла, но вместе со второй и третьей называет его палачом просто из любви к искусству. Но вот знал ли Крин о том, что Схевени работает в нашем отделении — я не уверен. А об Алваресе он определённо знал. Видите ли, в корианском языке есть слово, означающее не только «сын», но и «последователь», «любимый ученик» — эквивалента в земном языке нет. А уж как много значил Даркани для Алвареса, вы могли успеть понять. Не знаю, как много знает Крин, а я уверен — знаешь Алвареса, считай, что знал Даркани. Та же убийственная честность, отчаянное упрямство и наивная вера в окончательное торжество справедливости.
И это бы звучало просто невероятно, шокирующе… если б в этот момент Дайенн не понимала уже, что Альтака — тоже идеалист. В бракирийской версии этого понятия, да — то есть не исключая язвительности, цинизма и подковёрных интриг. Но если б его целью было единственно продвижение каких-то мутных бракирийских интересов — его вряд ли хватило б так надолго.
— А вы в него не верите?
— А я живу дольше и видел больше. И знаю, что борьба со злом в широком или узком смысле — это маятник. Его колебания могут увеличиваться или затухать, в какой-то момент мы отвоёвываем у тьмы и хаоса очень много, почти всё, в какой-то — тьма и хаос снова захлёстывают нас с головой. Мы заключаем мирные соглашения, вступаем в ассоциации, решаем глобальные проблемы и почти побеждаем преступность, всегда почти… А потом снова война, катаклизм, очередная дерзкая вылазка пиратов, или иное движение маятника обратно. Мы находимся на границе, госпожа Дайенн. На границе с хаосом. И наша задача — как можно дольше удержать границу вот в этом месте, не позволяя ей сдвинуться вглубь, именно на это я трачу время, силы и последние ещё не седые волосы. И кстати говоря, день памяти Даркани — всего через неделю. Не знаю, легко ли это вам будет, но постарайтесь поддержать Алвареса в этот день. Поддержка напарника — это очень важно, даже если вы никогда не станете для него тем, чем была Лисса Схевени для Даркани. А теперь идите-ка и отдохните. Отправлять вас допрашивать эту девицу в таких растрёпанных чувствах — это то, чего даже я со своим природным садизмом себе не позволю.
Сен Айэлл почтительно склонился, опустив взор в пол, как подобает перед старшим.
— Фриди Мелисса обещала прибыть в Тузанор через три дня, ей необходимо закончить занятия с младшей группой и благословить их на миссию в клиники Синзара. Я разместил женщину вместе с остальными в лечебнице Лийри. Тинанна хотела бы остаться с нею, чтобы наблюдать и делать всё возможное до приезда фриди Мелиссы.
Тинанна выступила вперёд, так же не поднимая глаз, хотя от неё, врача из воинского клана, этого, в общем-то, правила не требовали.
— Эта женщина важна как свидетель, я правильно понял, Тинанна? — Алион подошёл к девушке, облачённой в форму госпиталя Кандарского отделения.
— Да, фриди Алион. Она не только свидетель по серии потрясших вселенную преступлений, но и сама преступник галактического уровня, много лет её искали множество миров. Центавр не поскупится ни на какие расходы в оплате её лечения, потому что её возможные показания стоят многим дороже.
Нет нужды говорить, что минбарский принцип, согласно которому врачеватели телес и душ работают без ожидания мзды, распространяется за пределы Минбара произвольно. Разорение, слава Валену, в ближайшее время главному столпу Альянса не грозит, но всё же затраты именно Минбара на альянсовский флот, тренировочные базы анлашок и программы, действующие в отсталых мирах, стабильно высоки, лишним не будет, если кто-то восполнит (вместо экспансионных и развлекательных — на благие цели, хотя бы так, прости Вселенная за осуждение). Кроме того, для Центавра оплата является неким гарантом надёжности и качества оказываемых услуг, что им ни возражай, такова их культура, почему бы её не уважать.
— Хорошо, Тинанна, — кивнул Алион, — я дополнительно свяжусь с центаврианской стороной, чтобы обговорить все условия. Ты можешь вернуться к своей работе, нести дальнейшую ответственность за эту пациентку тебе нет нужды.
— Я понимаю, фриди Алион. Но если возможно, я хотела бы остаться. Я прониклась тревогой за её судьбу, и она, как мне кажется, привязалась ко мне.
Возможно, такое утверждение и звучало сомнительно, в отношении пациента, в медицинской карточке которого стоял цветистый и неутешительный диагноз, но Алион спорить не стал. Даже капля веры, бывает, может больше, чем все врачи и лекарства.
— Её состояние как-то менялось за то время, пока ты её наблюдаешь, Тинанна? Как она перенесла дорогу?
Происхождения Тинанна весьма скромного — эта ветвь Вестников стабильно пребывала на задворках истории, обладая, видимо, нехарактерным для воинов отсутствием амбициозности. Они проектировали и монтировали системы связи и сами работали связистами — преимущественно на внутрипланетном уровне, иногда выполняя работы, более приличествующие мастерам, вроде рутинного ремонта. Однако нет правил без исключений, и хотя бы раз в одиннадцатилетие молодёжь удивляет старейшин своим жизненным выбором. Тинанна выбрала Кандар для стажировки, с тем чтоб потом зачислиться в штат одного из кораблей, исследующих пространственно-временные аномалии — а там ведь сложно предсказать, чего можно ожидать…