— Что-то у тебя совсем упаднический настрой, Махавир.
— А с чего быть другим? Кто как, а я не испытываю от всего происходящего ни малейшего удовлетворения. Задержали психически больного инвалида, который, конечно, как бы доставил нам массу проблем, но по факту избавил от куда больших, и потом сам дался нам в руки! Вот это полицейская доблесть! Не для этого я сюда шёл, не для этого…
— Но как ни крути, он преступник, и то, что он сделал…
Смуглое лицо, казалось, изнутри горело огнём.
— А что он сделал? Порешил мразей, которых ловили, ещё когда мы под стол пешком ходили? Которые наработали на столько пожизненных сроков, что это уже дурной анекдот? Предотвратил очередную войну всех со всеми? Освободил кучу народа, часть из которого родилась в рабстве и там бы сдохла, пока мы честно делаем свою работу? Да, да, я всё понимаю — не такими же методами. Некрасивые методы. А красивые с этим контингентом плоховато работают! Досье на того Нуфака кило 3 весит, можно гвозди забивать — а он помер своей смертью! Сытый, богатый, окружённый шлюхами и прихлебателями… Ладно, допустим, не умер бы, успели бы мы взять его за жопу… Кто тут не знает историй, как при доказательной базе весом с ту же Нуфакову откупались и исчезали из поля зрения или получали условный срок? УСЛОВНЫЙ! Арно, как пример! Его с поличным взяли при продаже — условный! Ладно, хорошо, не откупился бы, не везде ещё откупиться-то получится… Ну, сел бы. Ну, все же понимают, что ещё смотря куда? Не так много в галактике таких тюрем, куда этот сорт существ действительно боялся бы попасть. У них за здорово живёшь кожу живьём сдирают, их всерьёз можно напугать тюремным распорядком? Напугать их можно только соседством с теми, с кем они что-то не поделили… То есть, все тут понимают, что мы просто пугаем одних преступников другими преступниками? Но не можем же мы вернуться к физическим наказаниям и пыткам. Не можем и не должны. Не должна самая гнилая, зверская часть общества тянуть нас назад, в дикость. Поэтому вот так…
Моради вздохнул.
— Да, тут все понимают, что невинных агнцев среди его жертв как-то не наблюдалось… Оправдывать самосуд последнее дело и всё такое, но я, положа руку на сердце, тоже не готов обвинять кого-то в том, что покорно не сдох в рабстве. Всё это чудесно, когда освобождение из рабства обходится без кровопролития, как это на Центавре, но в данном случае подобное не светило. Путь на волю так или иначе лежал через пожар на Тенотке. Ну, я спрашиваю себя, как бы я поступил на его месте? Не убил бы, чтобы вырваться из ада? Или потом спокойно поехал бы домой, зная, что в этом аду остаются ещё тысячи? Лучше вообще не думать о подобном, правда?
Вадим повернулся к Махавиру.
— Сингх, спасибо тебе… за всё. Я действительно рад, что вести дело Элайи поручили тебе.
— Брось, Алварес, я сделал только то, что должен.
— Ну, долг можно понимать по-разному. И твоя инициатива по поиску свидетелей защиты — всех этих освобождённых Элайей рабов…
Долг можно понимать по-разному, да, это слово очень по-разному звучит в семье, в армии и в зашифрованных переговорах. И кому-то из этих стареющих, обросших жирком сотрудников банков, транспортных компаний, всевозможных департаментов за эти долги времён какой-нибудь из войн, времён дракхианской чумы или самоизоляции Центавра, удавалось расплатиться просто деньгами. А кому-то вот пришлось жизнью. Нейтона жаль, это правда, жаль. Кэррингтон, предприимчивый и беспринципный, наверное, с рождения, действительно крупно помог ему в период карантина на Земле, когда и ради меньшего люди готовы были идти на любые не самые благовидные сделки. И многие признавались в этом — «война всё спишет». Списывала. Прощали. Почему Нейтон не признался? Потому что тогда карьере конец… После снятия карантина карьера уже снова стала более чем значимым понятием, а Нейтону, как-никак, удалось удержать свой пост и в период беспорядков, это дорогого стоило. Очень дорогого, как выяснилось.
— Вообще-то, я считаю, что это всё я тоже именно должен был сделать. Слишком много тех, кто добивается его максимально строгого осуждения, они не скупятся в своём рвении, а мотивы их при этом… я рад бы был, если б они диктовались только высокоморальными соображениями. Думаю, будет неплохо, если вместе с голосами официальных представителей прозвучат и голоса простых граждан, в его защиту, с призывами о снисхождении. Они тоже имеют право выступить здесь, не меньшее, чем мы, или яришшинские и маригольские бизнесмены. Если нас здесь действительно интересует правда, она должна звучать во всей полноте. И в своей речи я тоже не скажу ни капли лжи. Изучая историю, мы видим множество примеров, когда инициатива отдельных людей, не всегда укладывающаяся в рамки законности, меняла мир к лучшему. Уже только ленивый тут не сказал, что, мол, методы Элайя выбрал, конечно, не самые красивые, о методах уже поговорили, хорошо бы поговорить и о результате. Да, я уже предвижу, как мои слова будут передёргивать, спрашивая, не считаю ли я, что цель оправдывает средства, в пустой риторике мне их, конечно, не переплюнуть, но я надеюсь, не мне одному нужно торжество справедливости, а не только торжество амбиций. Как-то Элентеленне сказала мне кое-что очень важное. Что однажды, возможно, внешнее понятие о долге и внутреннее будет не одно и то же. И что мне нужно будет найти мужество признать это и отвечать за это. Тем, собственно, и занимаюсь.
Дайенн помрачнела.
— Махавир, ты в то же время всё-таки… Слишком святого из него не изображай. Вспомни Аделай Нару. Да, невинной её не назовёшь — послужной список, может, и тоньше Нуфакова, и характер деяний иной, но разрушенные жизни на её счету тоже есть… Но она была их соратницей, она была на их стороне. Оказывается, там, где речь идёт о неповиновении, благородный разбойник становится обычным главарём шайки.
— Да, всё верно, за исключением того, что большей частью это была работа Авроры. Нет, с него вины никто не снимает, позволил и явно наслаждался происходящим…
— Проще говоря — сделал это руками ребёнка.
— Ну, не потому, чтоб собственные руки берёг, определённо не потому… Ты с этим ребёнком беседовала? У меня раза три, пока я допрос вёл, рука в медузу превращалась, и это только потому, что дитятку скучно! А от её рассказов ты сама потом долго спать не могла.
Спасибо, эти глумливо корявые рисунки только перестали стоять перед глазами.
— Мне не надо рассказывать, что из себя представляет Аврора. Это не отменяет того, что ей тринадцать лет, а он с ней сожительствовал!
Махавир спокойно посмотрел Дайенн в глаза.
— А тебе не приходило в голову, что она могла и заставить его? Она гипнотизёр, ей и не такое под силу. Как для тебя это ни дико, она… У нас волосы дыбом встают от того, какой у этих девиц была повседневность — ну, у кого они есть, волосы… Но правда в том, что многие из них привыкли к этому — привыкли не в том плане, чтоб терпеть это ввиду невозможности изменить, а в том, что иначе в их реальности не бывало. Образ жизни становится образом мыслей, кому-то принадлежать — кому-то влиятельному, сильному — это иметь уверенность в завтрашнем дне. Это её собственное желание, понимаешь? Иди и скажи ей, что дети не должны такого хотеть. И что детям не должно доставлять удовольствие брать в руки ножик и проделывать им всякие интересные штуки. Говорить, что Элайя вовлёк её в преступную деятельность, всё же нельзя. Она вовлеклась в неё сама, потому что уже задолго до этого… была психически изуродована теми условиями, в которых ей пришлось жить. У них обоих мания своего божественного величия, и она при этом больше всего напоминает одну богиню из пантеона моего народа**… Это кроме напоминаний, что показания душевнобольного — штука не столь уж неоспоримая, и я бы не стал принимать как однозначный факт, что он действительно имел с нею подобные отношения.
— Махавир, Аврора беременна.
— Упс, вообще отлично. Этого нам ещё не хватало…
Комментарий к Гл. 18 Немного кошмара
* - Энгельс “Происхождение семьи, частной собственности и государства”
** - здесь Сингх имеет в виду народ вообще, индусов, и подразумевает Кали.