Шлилвьи обратил один глаз в его сторону, второй — к столу напротив.
— Талгайды-Суум говорил, что Алварес родственник их генерала — который землянин по рождению. Ну и что мне думать было?
Талгайды-Суум покачал «ушами» — можно предположить, укоризненно.
— Шлилвьи, ну ты что! Выр-Гыйын — родственник по «ветер», и все остальные — по «ветер», по «земля» родственников нет. «Ветер» с Земли, «земля» с Центавра.
Стебельки вытянулись в струну, обратив оба глаза к потолку.
— А дядя Диус кто? Не брат матери?
— Темнота! — счастливо расхохотался Лалья.
Талгайды-Суум принялся объяснять слишком многое пропустившему коллеге про такую земную манеру — называть дядюшками и тётушками не только тех, кто с их родителями имеет общего родителя, но и просто тех, кто из поколения родителей, не слишком внятно, конечно, вот у бреммейров есть специальные слова для всех случаев, только не все одинаково употребимы. Дайенн начала прислушиваться с неожиданным интересом, отмечая при этом, до чего хорошо Талгайды-Суум владеет языком — акцент, правда, заметный, и имена всё-таки коверкает, но больше как дань привычке. При этом наименее искажёнными у него получаются короткие имена — к примеру, той же Нирлы, Сайты (который у него звучит примерно как Ца-Ита). А из сложных — как ни парадоксально, Шлилвьи. Видимо, потому, что обращается к нему чаще других, натренировался.
— Я когда совсем маленький был, у меня тоже все вокруг были дядями и тётями, — Сингх выразительно зашипел на программу, выдавшую ему что-то не радующее, Ситар мягко отодвинул его руки и принялся что-то печатать, попутно загребая в своё распоряжение какое-то уже распакованное напарником лакомство, — даже сестра двоюродная, которая всего на 12 лет старше. А её старший брат уж тем более — у него были усы! Обычное дело, если у братьев сильно большая разница в возрасте, или один из них женился намного позже другого. Пройдёт ещё несколько лет — привыкнет звать по имени.
— Сложно всё у вас, — Шлилвьи покрутил стебельками, что было, кажется, выражением растерянности, — у нас, торта, всё просто, имя по имени дома. Кто в нашем доме родился — те Ншананштьи, кто пришёл в семью — Ншананкьи. Есть ещё другой дом, Ншанкини, отделившийся от нашего…
— Я так понимаю, без крайней нужды у вас не переезжают.
— …А у них там у всех фамилии разные! Даже кто родственники. От чего зависит?
— Да не у всех, — возразил Талгайды-Суум, — просто у Выр-Гыйын — по свой «земля», а у его брата, который умер — по его «земля», это правильно, на наш, бреммейрский, взгляд. Мы называем Выр-Гыйын по «земля», только иначе — илим-Кер-Алын. А у других миров и порядки другие, кто в чью семью переходит, кто чью фамилию берёт, много сложностей себе и людям делают.
Для бреммейров проблема уже просто запомнить, кто какого пола, внутренне улыбнулась Дайенн. Виргиния Ханниривер — национальный герой Бримы, и то периодически путаются. Вероятно, потому, что простодушные бреммейры ориентируются так — кто у иномирцев рожает детей, тот «она». А поскольку Виргиния никому «землёй» не является…
— А на Корианне как?
— А на Корианне вообще семей нет, — Лалья забросил в рот горсть изюма, по крайней мере, на него эти сушёные ягоды похожи более всего, — то есть, они завязали с этой буржуазной в их понимании традицией. Кто хочет, браки ещё заключают, кто привык так, и детей воспитывают, интернатов не везде хватает. Алварес с семейством исключение, потому что иномирцы, страшновато б было ответственность за инопланетных детёнышей взять…
— Интернаты… — Махавир передёрнул плечами, — может, так уж я воспитан, но как-то неприятно звучит. Как же не жалко — разлучать детей с родителями, лишать родственного тепла?
— А почему ты думаешь, что это непременно должно быть насилие, страдание? — чего Дайенн меньше всего от себя ожидала, это что может вступиться за культуру Алвареса, впрочем, поправила она себя, это не только его культуры касается, — разве везде, кроме семьи, должно быть непременно холодно? У нас, на Минбаре, обучение детей начинается довольно рано, и иногда это предполагает жизнь при храме или мастерской… А иногда служение, которым заняты родители, не позволяет им посвящать много времени детям. Почему ты считаешь, что любить детей, хорошо заботиться о них способны только те, кто их родил? У нас, во всяком случае, это не так. Расстояние не мешает любить, не мешает гордиться.
— А я так уж вовсе промолчу, — покачал головой Лалья, — у нас с родственной любовью вообще… сложно всё. Если ты младший муж, ничем не славный, то тебе просто вручают свёрток с сыном и вали к себе обратно, род продолжил — вопрос ещё, конечно, зачем — теперь сам с этим и возись. Сыновья младших мужей матерей и не видят иногда, а у отца тоже времени на родственную ласку не завались, на хлеб зарабатывать надо. Сыновья от старших — те да, при матери растут, иногда и в любимчиках ходят, но тут как везёт. По моему так скромному мнению, не так страшен интернат, как среднестатистическая дразийская семья. В смысле, корианский интернат. А то у нас тоже есть, военные в основном. Вот туда точно никто из вас не захотел бы попасть. А если занимаются с детьми те, кто специально учился этому, решил посвятить этому жизнь, кто готов, кто проверен и допущен… Кто не будет бить детей, унижать, вымещать на них собственные обиды на жизнь, компенсировать какую-то свою несостоятельность, как делают это многие…
— Но ведь так получится, и привяжутся дети не к родным родителям, а к тем, кто воспитал?
— А что же в этом плохого? — снова вступила Дайенн, — разве детей рождают для того, чтобы потом купаться в любви и поклонении, а не для того, чтоб дать новому существу жизнь, подарить обществу нового гражданина?
Чья будет очередь пуститься в культурные изыскания, так и осталось неизвестным, потому что в этот момент в кабинет влетел Вито Синкара, чернявый землянин, возглавляющий отдел контрабанды. Влетел, так уж вышло, в самом прямом смысле — его размашистый начальственный шаг был встречен многострадальными коробками Талгайды-Суума, не рухнуть прямо на украшающую стол аналитика батарею из микроскопа, спектрометра и ещё чего-то, назначения смутно угадываемого, ему неким чудом удалось, но ещё минуту Талгайды-Суум расширял свои познания в иномирной обсценной лексике. Поймав паузу, он ловко сунул в руку контрабанднику стопку тонких полупрозрачных пластин, чем моментально сменил направление мысли — Вито посмотрел на свет одну, другую, третью, довольно мурлыкнул.
— Ну вот, всё, как я и предполагал. А по корлианским не готово ещё? Талгайды, радость моя, я понимаю, что реактивы работают так, как работают, но если этот жук от нас и тут уйдёт, вместе со мной обязательно должен будет страдать кто-то ещё! Мы с Яноша его пасём… Да, коллеги, раз уж вы все тут и маетесь от безделья, заодно обрадую. Не далее как через два часа стартуем в сторону Яришшо. Времени допить чаи и закрыть программы достаточно?
Лалья едва не подавился.
— А чего так резко? — пробормотал с набитым ртом Махавир, — завтра ж собирались?
— А это вашего кровососа спросите, — лучезарно улыбнулся Вито, — не возьмёт ли он перерывчик вас ради. Вообще-то Альтака на Яришшо зуб точил уже без малого год, а ваша эта настенная живопись, с координатами Яришшо, его как-то дополнительно возбудила. Если откровенно, следовало отправиться в этот божий уголок сразу от денетов, не делая возвратов на перекусон, но там нам зелёную улицу, не артачась, не дали б, так что считайте, что два часа на сборы — это более чем по-божески.
— Ну отлично просто!
Возмущения Сингха, впрочем, были совершенно дежурными, без огонька — он и сам считал, что отправляться стоило по горячим следам, вот только лично он-то эти горячие следы только тут, в отделении и увидел, что новички Дайенн с Алваресом не узнали координаты Яришшо — это простительно…
Вито нагнулся было, чтобы перед уходом оттащить коробки подальше с прохода, и теперь едва не рухнул на стол Шлилвьи, сшибленный ворвавшимся в кабинет Г’Тором.
— Закончил, Талгайды? Да чего ты там возишься? …Здорово, народ. Слышали, что новенький у нас? А, как не слышали бы, ваш новенький же… А, Вито, и ты тут? Ну, тебе-то корианцы, наверное, не интересны…