— Если вы намерены предаться философии, господа, то пожалуй, предпочту откланяться. Полагаю, когда ваш дом окружат разгневанные зенды, вам будет плевать, каких минбарцев звать на помощь — лысых или волосатых. И в таком случае при самом оптимистичном раскладе вам придётся заново строить свою тихую удобную жизнь где-то в другом месте. Так что лучше вам быть сейчас откровенным, господин Хистордхан. И говорить напрямую, мне уже известно, что вы снисходите до этого и по менее веским поводам.
Лумейта на сей раз промолчал, по еле уловимому знаку от хозяина слуга-ллорт передал кубок ему и поддерживал под донышко, пока тот напьётся. В тишине были слышны его шумные глотки, тихое журчание внизу — вода, как поняла Дайенн, проточная, редкое потрескивание огня в светильниках, нетерпеливое сопение Лальи.
— Я буду говорить, — Хистордхан наконец разлепил тонкие бесцветные губы, — буду. Но не со всеми. Если вы хотите откровенного разговора, госпожа Дайенн — а вы его определённо хотите — я попрошу вашего напарника покинуть залу.
— Вот как? — Дайенн изо всех сил продолжала держать себя в руках, не зная точно, впрочем, зачем, раз уж для её оппонента её реакции не тайна, — позвольте узнать, по какой причине.
— Вы верно поняли, по какой.
Она не стала оборачиваться, просто искренне надеясь, что Алваресу и Лалье удастся сохранить самообладание.
— Позвольте заметить, не в ваших интересах торговаться, господин Хистордхан.
— Позвольте заметить, но и не в ваших, госпожа Дайенн. Мне нужно спокойствие, вам нужна правда. Мы можем придти к компромиссу. В конце концов, я ведь не обвиняемый, верно? И я не отказываюсь от сотрудничества, но я вправе выбирать, с кем именно мне сотрудничать.
В общем-то, минбарские законы допускали мало возможностей выбора гражданам, с кем из блюстителей порядка им говорить, с кем нет, сослаться можно было только на клановые обычаи и взаимоотношения. У зендов возможности выбора были тоже не широки и касались преимущественно религиозных вопросов — разрешено было не отвечать тому, кто представитель не твоей веры или совершил некий проступок против норм своей религии (впрочем, таких чаще всего отстраняли от работы до выяснения). Но здесь оба протокола действовать не могли, они сами пришли сюда как представители галактической полиции, и Хистордхан может отказаться вовсе беседовать с ними, хотя, конечно, это может поспособствовать его переходу из свидетелей в подозреваемые. С одной стороны — тому, кто не может искать поддержки в посольстве своего мира ни здесь, ни где-либо ещё, лучше бы вести себя потише. С другой — он живёт с пониманием этого факта уже не первое десятилетие, должен бы привыкнуть. Да, вполне вариант сейчас встать и уйти… Но от того, что минбарские и зендские власти совместно попросят эмигранта, ставшего предметом скандала, эмигрировать куда-либо ещё, вот в их лично отчёте ничего к лучшему не изменится.
— Алварес…
— Не продолжай, Дайенн. Решать тебе, не перекладывай это решение на меня.
А почему б не переложить, собственно? Почему принимать решение должна именно она? Лалья вот точно не должен, а они вообще-то наравне… Да, его эмоции понятны, и у него нет причин сомневаться в её возмущении, но вот он, он сам — что делал бы на её месте? Мог бы хоть как-то поучаствовать в ситуации…
Хистордхан потянулся к столику по правую руку от себя и нажал едва заметную кнопку — рыжеволосая тощая землянка возникла в дверях так быстро, словно там, за дверью, всё это время и стояла.
— Дейдра, проводи господина Алвареса в сад, думаю, ему найдётся там, на что посмотреть, и не только на кажетри. Только к эомму не ходите, ночное происшествие и так достаточно потревожило гнёзда…
— А я вам, значит, ничем не мешаю? — оскалился Лалья.
— Не мешаете, — пренебрежительно махнул рукой Хистордхан, — может быть, вы ожидали, что я сочту такое общение негигиеничным, но это не про лумати. Наш культурный код не предусматривает гомофобии, это удел примитивных рас, с низкой сексуальной культурой. Хотя для дрази это, конечно, нормально, над вами поиздевалась сама природа…
Дайенн смотрела вслед выходящему Алваресу, размышляя о том, легко ли ему сейчас сохранять такой непроницаемо-спокойный вид, утешается ли он предоставленной возможностью что-то выведать у слуг и нормально ли, что ей так стыдно сейчас — после всех ночных мыслей о недоверии к нему. Разве Хистордхан права на недоверие не имеет?
Хистордхан вслед за тем сказал пару слов на незнакомом языке слуге-ллорту, и тот вышел в другую дверь, в противоположной стене. Дайенн не могла не отметить, что испытала облегчение, хотя должна бы испытывать некоторую тревогу от вопроса — куда и для чего он был отослан.
— Напрасно вы так, — усмехнулся хозяин дома почти добродушно, — Кумако образец сдержанности и порядочности. Я выкупил его ещё ребёнком, вся его семья умерла в рабстве. Он был товарищем детских игр моей дочери, по достижении совершеннолетия я дал ему вольную, но он не захотел оставлять мой дом. Я поручил ему уход за Такерхамом, когда его тело стали оставлять жизненные силы, и не могу назвать никого столь же внимательного и заботливого — кроме, разве что, моей невестки…
— Идиллия, — фыркнул Лалья.
— Сколько в жизни удивительной иронии, не правда ли? Вы не ожидали увидеть живого лумати — я тоже не ожидал увидеть живого дилгара. Когда-то наши миры были в тесных партнёрских отношениях…
— А ещё раньше они были в состоянии грандиозной войны, попортившей немало крови тем, кто оказался между, — сухо заметила Дайенн, — ну, моё существование, однако же, не было такой тайной, как ваше. Официально последние лумати умерли 20 лет назад.
— 21, — поправил старик, — ведь речь о пожилой паре, скончавшейся на Аббе? Подумайте, ведь они жили на Аббе с 60х, при том, что наш народ никогда не относился к аббаям с теплотой, да и климат этой планеты для нас не самый полезный… Но тут уж выбирать не приходится. Лучшее место — это такое, где тебя не трогают. Мир Зендамора тоже не предел мечтаний, но по крайней мере здесь я могу не бояться, что моих детей сделают цирковыми диковинами. Вы молоды, и наверняка работаете в полиции недавно. Хотя, похоже, кое-что вы уже знаете…
Дайенн, в этот момент как раз опять размышлявшая о коллекционере Туфайонте, который, можно не сомневаться, не пожалел бы никаких денег за женщину-лумати, встрепенулась.
— Вы могли бы попросить вашего… компаньона не лезть мне в голову? Впрочем, я ведь всё равно не могу знать, действительно ли он не лезет.
Хистордхан развёл руками.
— Вы должны признать, я в более уязвимом положении, чем приёмыш воинского клана, оставьте уж мне хоть одно преимущество. Может быть, и было бы справедливым, если б с вашей стороны тоже присутствовал телепат, но с вашей стороны присутствовало иное… Я ведь обещал быть с вами откровенным — и буду, мне просто незачем вам лгать.
Оба полицейских продолжали смотреть на Хистордхана крайне мрачно.
— Да, вы вправе спросить, почему именно мир под вашим протекторатом был избран для того, чтоб я принёс в него нечаянную смуту, но уверяю, в этом не было злого умысла. Так уж вышло, что здесь когда-то прошли последние безоблачные дни в моей жизни, мы с семейством были здесь туристами… В свадебном путешествии моей дочери. Понимаю, это тоже звучит достаточно… шокирующе. Всё-таки с мирами минбарского сектора у нас никогда не было любезных отношений. Но ради детей можно и чем-то поступиться, особенно если это для тебя не слишком тяжело. Есть во вселенной куда хуже места… В конце концов, я родил своих детей для того, чтоб они были счастливыми, чтоб у них было то, чего они хотят, я люблю их — они лучшее, что есть в моей жизни после моей бесценной жены. А свою дочь я обожал так, что едва ли смогу это описать. Я горжусь своим сыном, он идеальный преемник моих дел, надёжная опора семьи, он как мои собственные руки — новые руки вместо этих вот, ставших слишком слабыми. Но дочь — это особенное. Дочь — это воплощение радости, весна, оживляющая твою собственную угасающую жизнь. И моя дочь выходила замуж — за достойного со всех сторон партнёра, с которым можно создать новое семейное изобилие. Я не одобрял этого её увлечения культурами чужаков, к тому же заведомо находящихся ниже нас на эволюционной лестнице, но молодёжь — это всегда молодёжь, им это необходимо — спорить, самоутверждаться, оспаривать устои… Это пройдёт со временем. И тем скорее пройдёт, чем скорее она увидит своих драгоценных инопланетян вживую, такими, какие они есть. Впрочем, о путешествии не пожалел никто. Приятно тихое место, восхитительная природа, незабываемые морские прогулки… Суп из моллюсков и водорослей — если вы ещё не пробовали его, непременно попробуйте. Здесь мы смогли отрешиться от всех этих бесконечных нервов, ввиду неспокойной обстановки — мой бизнес, конечно, не мог не страдать от неадекватной центаврианской политики, ведь одно из дочерних предприятий располагалось на центаврианском Мариголе. И именно здесь нас застало известие о том, что Лумата больше нет. Вы не переживали подобного, госпожа Дайенн, то, что ваш мир мёртв, вы получили как данность, это случилось задолго до вашего рождения. Он уже легенда, вы не ступали своими ногами по земле, в которую уходят ваши корни, не слышали шума многоголосой речи на родном языке, не росли среди того, что создавали ваши предки. Вы не потеряли свою плоть и кровь — как я мою младшую дочь, которую наши родители, — он горько усмехнулся, — уговорили оставить с ними, не брать в утомительное и, возможно, опасное путешествие… Даже посредством Такерхама, не думаю, что смогу понять, легче вам или тяжелее.