— И что же, он планирует заниматься этим и дальше? Вряд ли нам удастся убедить всю галактическую полицию с тем же умилением смотреть на пересылку трупов по почте.
— Ну, это навряд ли. Едва ли в галактике такое уж изобилие луматских захоронений. Да и как человек разумный, он способен учитывать свои ошибки и не наглеть. Вы ведь понимаете, в случае чего ему особо некуда податься. Они везде будут чужими, здесь они хотя бы уже обвыклись, пустили корни…
Алварес смотрел за окно, Дайенн не видела выражения его лица.
— И что мы напишем в отчёте? Что старик дособирает все луматские трупы и больше так не будет?
— Ну, тут надо подумать, конечно… Вообще нежелательно упоминать о том, что они лумати.
— Почему?
— Ну, сами-то подумайте, господин Алварес. Почему, думаете, он живёт так скрытно? Не шибко оно должно быть легко — быть последним. Вы ж сами говорите, что хищники просто облачились в респектабельные костюмы. А что делают хищники с тем, кто отбился от стада? За кем уже нет никакой силы — рода, правительства, военной силы родного мира?
— Не слишком ли в скорбных красках — о весьма преуспевающем бизнесмене? — Алварес наконец соизволил обернуться, — как за пару часов этому уникальному человеку удалось превратиться из циничного не видящего границ дельца в страдающую жертву обстоятельств? Жаль, что мне не удалось понаблюдать это превращение воочию…
Дайенн набрала в грудь побольше воздуха.
— Алварес, никто не изображает из него жертву. Хотя вообще-то он именно жертва и есть… Я понимаю, ты не любишь бизнесменов, тебя так воспитали. Хотя нет, не могу сказать, что именно понимаю, просто усвоила, что такова ваша культура… Но попробуй и ты понять — нельзя винить человека просто в том, что он выжил, что делает всё возможное для выживания своих детей. Тем более что глупо рисовать из него капиталиста-эксплуататора из вашей пропаганды. Да, мне действительно жаль, что ты не слышал, как Хистордхан рассказывал о своей погибшей дочери — как она собирала последних выживших лумати, перевозила инвалидов, оставшихся в нищете, выкупала рабов…
Алварес закатил глаза.
— Обожаю эти трогательные песни буржуазной морали. Один лумати попытался исправить малую толику из сотворённого системой, которую они всю жизнь поддерживали и считали самой оптимальной и справедливой — и вы расчувствовались! Да, он выжил именно потому, что имел капитал и положение. Кто не имел — с теми не надо напоминать, что случилось?
Теперь настал черёд Дайенн отвернуться и смотреть за окно. Она ведь не лжёт, действительно не лжёт. Она не видела трупов, она видела живых — и не верила, что они были мёртвыми. Ему действительно не встретить уже живых лумати. Она не лжёт, она не договаривает, она не опровергает того, что говорит Лалья, которому лгать не запрещено. Легче ли от этого, от понимания, что всё это ради благой цели? Не очень-то. Хочется просто сказать, что всё это должно было случиться с кем-то другим, с кем-то более готовым к интригам и тайнам, ей же слишком не хватает того опыта и твёрдого понимания блага, которые делают непростую ношу старейшин и вождей хоть немного легче.
— Так что, будем винить человека за то, что он выжил? Алварес, ты прекрасно знаешь, та война была — смертоносной стихией, перед которой равны богач и бедняк. Тысячи богатейших людей Лумата обратились в пыль вместе со своим богатством, оно им не помогло. И семья Хистордхана, прошу заметить, сделала из этого выводы. Они не чванились, они пытались помочь всем, кто ещё остался… Не их вина, а дракхов, что это оказалось бессмысленно. Что тебе даст сейчас это… добивание упавшего?
А за окном проплывали два шпиля городской библиотеки — одного из самых высоких зданий в городе. С восточной стороны по крыше ползают мелкие фигурки — высотники, может быть, и Тулпеше среди них. Хотя эти, кажется, просто подновляют краску, а Тулпеше специалист по «всякий лист — металл, пластик, стекло минбарское, так положить, чтоб думать — тут и быть расти, как дерево из гора, как гора из земля». Библиотеку построили минбарцы, состояла она из двух половин-крыльев — зендской литературы и иных миров, причём больше копий в обществе аборигенов было сломано именно по поводу зендского крыла — ладно художественная литература, ладно научная (её и не столь много), но как можно рядом держать священные книги разных религий? А если святыни коснётся нечестивый глаз или непочтительная рука иноверца, с этим что делать-то? К некоторому удивлению, победило всё же такое соображение, что священные книги свыше наделены огромной силой, и как знать, может, привлекут заблудшего к правильной вере.
А с боку к библиотеке лепится, словно детёныш к матери, здание языковой школы о трёх этажах — с классами зендского (того, на котором говорят в столице, и который имеет наибольшие шансы стать когда-нибудь единым языком Зендамора), минбарского и земного. Земной изучается по преимуществу родившимися здесь минбарцами, но и зенды порой интересуются — для работников торговли и туризма это необходимо.
— Оно с одной стороны понятно, господин Алварес. Но с другой — это дело вообще чем такое острое, чтоб в наше веденье попасть? Ну, зендским отношением к мертвецам, минбарцам ведь не нужны народные волнения, а нам — дестабилизация обстановки в до сих пор тихом секторе… А если к ним туда начнут ездить всякие потыкать пальчиком живого лумати — это зендов, как думаете, беспокоить не будет?
— А я-то думал, суть дела в том, что пересылка трупов по почте — не самый законный и заслуживающий оправданий поступок, а оно вон как, оказывается!
А вот блеснула внизу крыша Института естественных наук, на широком выступающем балконе столпились вышедшие на перекур студенты. Перекур иногда в самом прямом смысле, зендская курительная трубка это такая штука, которую и сверху сложно не заметить, как не в половину их роста…
— Господин Алварес, ну! Кто с этим спорит-то! Но не вы ли в начале говорили, что в гробу, извините за каламбур, эти трупы видали? О живых надо беспокоиться, а не о том, кто с чьего мнения неделикатно обращается с тем, чему уже не больно — не ваши ли слова? Для кого-то преступление уже то, что трупы вообще из земли вынули — ну или где они там покоились, а кто-то умерших родственников у себя в саду закапывает — и норма жизни… Если так посмотреть, он на эти трупы имеет больше прав, чем кто бы то ни было во вселенной, никакой родни у них всех нет, там, где они лежали, без них тоже никто грандиозной потери не ощутит. Пусть он и решает, что с ними делать. Да, лучше б было, если б решал законным порядком — с запросами, разрешениями, всеми необходимыми бумагами… Но представьте, какая в его положении это волокита. И какая, опять же, истерика у зендов, кому оно надо? Мы его предупредили, что поймаем его наёмника — будет очень плохо, а за остальным проследят тут минбарцы…
Спорили до самой гостиницы и некоторое время ещё там — теперь уже требовалось выслушать недоумение Сайкея… Когда расходились, Дайенн удалось задержать Лалью — она чувствовала, что не может не выразить ему благодарность за то, что выручил её в разговоре с Алваресом.
— Ничего, госпожа Дайенн, думаю, вы понимаете, что это не ради вас. А ради того, что между коллегами не должно быть раскола, и что я действительно считаю, что дело лучше замять. Не ради Хистордхана, конечно, мне его проблемы лично до форточки, а ради того, чтоб не приходилось говорить об этой машине. В отличие от вас, я-то точно не хочу, чтоб эта машина попала к моему правительству.
— Лалья…
Дрази нервно почесал за ухом.
— Можете считать меня не патриотом, кем угодно считайте. Я действительно лучше оставлю машину в руках этого Хистордхана, хоть он мне совершенно не нравится, чем доживу до спекуляций с воскрешениями из мёртвых. Не по каким-то религиозным соображениям — не думаю, что в мире происходит что-то, чего Дрошалла не хотел бы допустить. В мире происходит то, что мы допускаем… Я не доверяю никакому правительству, но своё я знаю лучше, чем чьё-то ещё, поэтому ему не доверяю особенно. И у меня, конечно, теплится надежда, госпожа Дайенн, что ваше обещание, данное Хистордхану, дано не с оговорками, что вы не сдадите его местным минбарским властям… Хотя бы религия, быть может, вас остановит. Ведь вы верите, что душа после смерти уходит в новое воплощение, а задерживая её в одном теле, вы воспрепятствуете её развитию, разве нет? Во всяком случае, вы должны понимать, что если факт обладания минбарцами этой машиной всплывёт — мы все окажемся в очень серьёзной передряге.