— Лалья. Если б я держала за пазухой камень — разве Хистордхан не понял бы этого? Разве дал бы нам спокойно уйти?
— Ну положим, не мог же он нас убить, это б точно обстановку не разрядило… Тут другое, мы же оба понимаем. Он бы тогда тоже молчать не стал. Сдал бы всех, кто ему тут помогал в лёгкий обход протокола. Кто кораблям давал разрешение на вылет и посадку — хоть как встречались с сыном Хистордхана, знают, что они лумати — и никаких упоминаний нигде. Кто продал им вот этот участок среди захоронений… Хоть и не нужный, получается, местным-то — но ведь закон же запрещает продавать чужакам… И как-то они это обошли. Ну, а уж про похищение мумии что и говорить. Зендов там особо не ходит, да и не всякий зенд даже за большие деньги такое сделает… Так что сами понимаете. Не знаю, какой резон эти кто-то нашли помогать Хистордхану, но точно не факт, что соплеменники их поймут в этом, верно ведь? Уж точно лучше вслух о таком не говорить. Молчание — главная валюта Минбара…
========== Гл. 10 Не благие вести ==========
Утро ознаменовалось, кроме звонка Альтаки с вопросами, как настроение и успехи (очень удачно, что у терминала оказался разговорчивый и талантливый на враньё Лалья, как раз до глубокой ночи стряпавший отчёт с приемлемой для всех версией событий), пришествием Тулпеше, от Сайкея уже знающего, что дело завершено и пришельцы скоро улетают.
— Так радость! Я был ждать, наказать Хистордхан за его зло, я был обещать принести за это великая жертва в храм! Лучше гнать Хистордхан прочь от наш мир, но если Хистордхан идти жить с мёртвый — тоже хорошо, любить мёртвый — пусть жить с мёртвый, мы считать так! Я говорить с калбу Досвей, это главный в наша религия в Делкхаст. Он говорить, это хорошее решение. Пусть Хистордхан и его семья брать себе заклятая земля, он там, мы здесь, мы не ходить до его дом, он не ходить до наш дом, всем хорошо. Быть лучше, если он страдать за Шудвеке, но вы напугать, чтоб больше не делать скверна в наш город — тоже хорошо. Калбу Досвей говорить, так спасти много жизнь — спасти наш чистота, это больше!
Не одни только минбарцы не любят скандалы, хотелось сказать Дайенн Лалье, религиозные лидеры зендов тоже не прочь замять дело, не ссорясь с богатым иномирцем и при том не давая пастве поводов для возмущений. Дадут Хистордхану понять, чтоб отбыл с чады и домочадцы в приобретённые угодья поскорее и насовсем, чтоб духу его в Делкхасте не было хотя бы какое-то время — и всем хорошо!
— Поэтому я принести в храм дар не в честь наказание, а в честь порядок! И за то, чтоб вернуться твой брат, Альфаре.
Ого, вот это занятно. При таком знании языка, при таких обстоятельствах общения — хватило времени узнать о семейной трагедии Алвареса и проникнуться… Наверное, в его глазах это как-то сближает их.
— Мой брат не вернуть, такой закон, такая жизнь. Твой брат если живой — вернуть, это лучше, это правильно.
Да, наверное, это было б правильно, думала Дайенн, когда слои металла и пластика окончательно отделили их от атмосферы этого мира (а она не надышалась ещё запахами цветов и травы, не насладилась земной твердью под ногами, светом солнца, видит бог, мало этого было, слишком мало… но ради всех цветов всей этой планеты и этого самого супа из морепродуктов всё же немыслимо задержаться здесь ещё хоть на день…) — и не только потому, что это осушило бы слёзы несчастной матери, потерявшей единственного сына. Это многое должно б было перевернуть в самом Алваресе, смеющемся над верой в силу молитвы и милость высших сил, провозглашающем только один вид веры — в человеческое упорство…
— Тебе лучше бы в дороге поспать. Как твоя рана?
— Существенно лучше. Думаю, гораздо лучше потратить это время на то, чтоб перевести отчёт на окончательно официальный благозвучный язык, если не хотим, чтоб Альтака, отсмеявшись, выдал нам ещё какое-нибудь столь же идиотское задание. Лалья золотой парень, но категорически не способен понять, почему некоторым выражениям в отчёте не место.
— О да, — рассмеялась Дайенн, — да и строго говоря, он не обязан. Это наша задача.
— Которую мы трактуем как-то вольно… — Алварес поморщился, устраиваясь на платформе поудобнее, — нет, я могу понять нежелание упоминать о нашей ночной вылазке…
— Естественно, с учётом, что её инициатором был ты. Или ты считаешь, что можно умолчать об этом, но раскрыть существование лумати?
— Но ты ведь не возражала, когда Раймона Зирхена я убеждал не скрываться?
— Ну хотя бы потому, что Раймону Зирхену есть куда надеяться вернуться…
Лалья с Сайкеем в соседней каюте смотрели запись зендского состязания по сплаву по горным рекам — Сайкей, пока валялся в номере, посмотрел несколько, проникся, теперь просвещал товарища. Вроде бы, звукоизоляция должна быть хорошей, и правда, голос комментатора доносился изредка, видимо, на наиболее острых моментах, но громкие эмоциональные комментарии двух дрази слышно было прекрасно.
— А вот это не факт. Он покинул свой мир до последней великой войны — кто сказал, что эта его Атла тоже не была уничтожена Тенями или ворлонцами, так и не открытая никем из миров Альянса? Разве Изначальные предоставляли нам полный список уничтоженных ими миров? Но пока мы не знаем этого точно — мы по умолчанию должны считать, что стоим перед первым контактом. Кроме того, для поисков его сына…
— А, вот оно что. Алварес, тебе не кажется, что ты воспринимаешь его историю как свою собственную? И ты действительно не видишь в этом ничего ненормального?
— Истории миллионов живых существ во вселенной отличаются нюансами, Дайенн, ты должна бы это понимать. Нет никакого уникального совпадения в исчезновении двух мальчиков одного возраста. Открой сводки, тысячи существ любой расы, возраста и пола исчезают ежегодно, и куда меньше — находятся… Ты считаешь, что молчание будет защитой тому, кто отличается от всех, я же думаю наоборот — молчание убивает. Ранни не говорили о себе — и Лорана Зирхена это не защитило.
Это должно быть тяжелее, думала Дайенн. Несомненно, тяжелее. Быть может, Хистордхан до сих пор не оплакал своих дочерей, не смирился с их смертью — но он по крайней мере знает их судьбу, знает, что они покинули этот мир навсегда. Каковы шансы, что Элайя Александер, при его болезни, до сих пор жив? Каковы шансы, что Лорана Зирхена не убили просто за то, кто он есть? Эти шансы невелики. Но тот, кто помнит и любит, будет цепляться за эти невеликие шансы, за эту зыбкую вероятность — обдираясь в кровь, снова и снова цепляться.
— Я понимаю, о чём ты говоришь, действительно понимаю. Но не знаю, понимаешь ли ты — страх, которому годы и у которого есть всё-таки какие-то основания, не преодолевается за пять минут.
— Я это знаю, Дайенн, представь себе. Понял это ещё давно, в 11 лет, когда уговаривал Элайю пойти в школу…
2291 год, Советская Корианна
В комнате Элайи всегда царил голубой полумрак. Яркий свет врачи называли очень нежелательным, но и в темноте ребёнок сидеть не может, поэтому Офелия вешала довольно плотную голубую тюль, и получалось вполне приемлемо. В голубых тонах было оформлено, соответственно, всё, кроме деревянных элементов мебели — голубые в сиреневый цветок обои, голубое с золотой вышивкой покрывало на кровати, голубой с синим узором ковёр на полу — такой толстый и мягкий, что Вадим назвал бы его скорее одеялом. Чистить его было целой проблемой, но он был необходим, чтоб предохранять падающего в обмороки Элайю от травм. Элайя мрачно шутил, что стоило б тогда обить и стены чем-то таким же мягким. Сейчас хозяин комнаты в возбуждении, смешанном из тревоги и радости, метался по комнате, показывая Вадиму то и это.