— Ему больно?
— Уже нет, лекарство обладает анальгезирующим действием.
— Вадим… Дядя Дэвид…
— Тише, тише, спи. Всё хорошо, всё прошло, мы рядом, мы не оставим тебя…
Пальцы Элайи вцепились в руку Дэвида — аж посинели.
— Не уходите… Господи! Услышь молитву мою, и вопль мой да придёт к тебе. Не скрывай лица твоего от меня, в день скорби моей приклони ко мне ухо твоё, в день, когда воззову к тебе, скоро услышь меня. Ибо исчезли, как дым, дни мои, и кости мои обожжены, как головня…*
По возвращении Виргинии и Офелии состоялся, конечно, непростой семейный разговор.
— Он переволновался из-за предстоящего, это ясно. Все эти мысли — как его примут в школе, как он справится… Теперь он, наверное, даже слышать о школе не хочет — ведь такое может случиться с ним и там.
Кто б там что ни говорил, что детям не представить, да и слава богу, того, что происходит иногда в голове взрослых, Вадим — представлял. В немалой степени благодаря Элайе, который, в силу своего дара, знал не только то, чем с ним хотели поделиться. Но и то, что от него скрывали всеми силами. Он не раз говорил с тихой горечью, что кроме страха за его жизнь, его будущее мама испытывает чувство глубокой, жгучей вины за то, что у неё такой ребёнок, что она подвергает постоянному риску всякого, кто имеет с ними дело. Она любит Элайю, она жизни не пожалеет для его блага, да, и она делает всё, чтоб ничего об этих её чувствах не вырвалось из её уст тогда, когда хотя бы теоретически он может услышать. Но много ли можно скрыть от настолько сильного телепата?
— Ну, что скажешь? — неожиданно обратилась Виргиния к Вадиму.
В первое мгновение он, конечно, растерялся. Всё это время, пока Дэвид излагал матерям Элайи и своему мужу произошедшее, он сидел ни жив ни мёртв, ожидая, что гнев тёть обрушится на него — это ведь он громче всех настаивал, что брату нужно переходить с домашнего обучения на обычное. И мама, когда узнает, наверняка тоже много выскажет на тему некоторых переумничавших умников, не понимающих, что с врождённой болезнью невозможно не считаться.
— Я… да, понимаю, что он боится. Но ведь он так ВСЕГДА будет бояться! Ему нужно в школу. Страх нужно преодолевать. Только если он будет ходить в школу, он перестанет однажды бояться выйти в мир. Он же не может всю жизнь прожить в своей комнате, ему всё равно придётся выходить… Вы ведь тоже понимаете это. Просто нужно быть внимательным, предупредить всех учителей… Они поймут, я уверен. И если он перестанет бояться, если будет знать, что в случае приступа ему помогут, что не возненавидят его — и приступов будет меньше.
Взрослые переглянулись.
— А парень с характером, — присвистнул дядя Диус, — да ещё каким.
— Самое паршивое, что он прав, — вздохнула Виргиния, — мы не бессмертны, как ни крути, мальца всё равно надо… прости господи… интегрировать в общество. А какие варианты? Здесь нет таких лечебниц, чтоб даже теоретически рассматривать то, что рассматривать тут никто не хочет. Он, конечно, не сидит на шее корианского общества, мы, слава богу, сами с деньгами, но жить затворником я и врагу не пожелаю, не то чтоб своему сыну.
Офелия зябко обхватила плечи.
— Я столько думала — как жил Алан, какую боль испытывала Кэролин всю его жизнь… Вот теперь знаю.
— Тётя Офелия… Но теперь ведь не те времена, и мы не на Земле. От этого обязательно найдут средство. Столько докторов беспокоятся об Элайе…
— Спасибо, дитя, на добром слове, но мне бы твой оптимизм.
— Офелия, — Дэвид мягко коснулся её руки, — здесь всем страшно от одной мысли, что с Элайей может случиться такое в школе, и никого из нас не будет рядом. Но Вадим прав, страх нужно преодолевать, иного пути нет. Если сейчас мы решим, что не можем позволить эту действительно рискованную авантюру — ему не будет легче. Поверьте, я знаю это. Да, он согласится, что так правильно — не подвергать опасности учителей и одноклассников, не вызывать к себе ужас и ненависть… Но сам себя бояться и ненавидеть он будет только сильнее, а значит — и болезнь будет иметь над ним всё большую власть. Как ни трудно это принять, ему как воздух необходим этот шанс.
— Ребята, тут такая новость… Нас приглашает Брикарнское отделение.
— Что значит — приглашает? — Вадим оторвался от очередного перечитывания записей Дайенн и воззрился на Вито удивлённо.
— Для обмена опытом. Ну, или заимствования нашего… Хотят показать вам то, что не оставит вас равнодушными. В общем-то, уже сейчас посмотреть можете, они фотографии прислали… Шлилвьи, врубай почту.
На экране сперва развернулся общий вид окрестностей Брикарна — сектора лумати. С тех пор, как в 2261 году мир лумати был взорван Тенями, в секторе царил тот же хаос из астероидов, что и в секторах Аид и За’Ха’Дум, и соответственно, это место так же было облюбовано пиратами, чьи небольшие, шустрые корабли успешно лавировали между обломками, огибая Брикарн по дуге и беся штат отделения невозможностью накрыть их разом все. Время от времени, конечно, корабли удавалось задерживать, но арестованные, все как один, божились, что в деле первый раз, в сектор забрели случайно, спутав гиперпространственные маяки, а летели совсем не сюда, и координаты базы всё никак не удавалось получить. Маяк гиперпространственных ворот, находившихся близ орбиты Меллифры и, по слухам, почему-то не взорванных Тенями, был повреждён и ворота открывались только по секретному коду, известному только пиратам, а своим ходом, через обычное пространство, пробраться в сектор не удавалось — смельчаки, не убившиеся сами об многочисленные обломки, гибли в пиратских засадах. Наконец, захватив во время очередного рейда транспортник с крупной партией вывезенного с того, что осталось от Лумата, оружия (немало подивившись масштабу, потому что были уверены, что расхищено давно всё), из одного из «чёрных копателей», молодого и сильно психовавшего из-за близящейся наркотической ломки, код выбить сумели… Планировали масштабный захват, а потом случайно перехватили в гиперпространстве пиратский корабль-разведчик…
— Разведчик?
— Да. Брикарнские тоже заметили, что в Лумате что-то притихли, ни одного корабля ни туда, ни обратно, но полагали, что произошла утечка, и они там готовятся к встрече… А оказалось, братики-пиратики на хуррских и гроумских базах тоже обеспокоились, что от коллег что-то долго нет ответа, а им как раз крупную партию рабов, обещанных на луматские раскопки, куда-то уже девать надо было. В общем, рейд таки совершили, на день раньше, чем планировали… Опасались, что ещё не все нужные силы подошли… Но и те, что успели, не понадобились. В секторе было, в общей сложности, пять крупных и семь мелких пиратских баз. Больше не осталось ни одной. Четыре просто сожжены, эксперты сейчас копаются в обгорелых остовах, но найти там, по правде, реально не слишком многое… Похожая картина, что и на Тенотке была, и у кулани, как знаю, кое-где… Два астероида, в которых были мелкие нычки, разнесены в пыль, только от тех говорунов, которых тогда задержали с луматским оружием, и узнали, что они вообще были… На остальных — погром, куча трупов, ни оружия, ни денег, ни одного целого компьютера… Но это лирика. Теперь главная база, известная некогда как Островок — ну да, романтическое название… Теперь, правда, величают — Мёртвый островок…
Махавир посмотрел на экран и застонал. Та же груда синюшных, обескровленных тел. Та же кровавая надпись на стене. Та же композиция на потолке.
— Вижу, неизвестный художник запал вам в душу. Он тут, кстати, приготовил вам кое-что новенькое…
Слайд сменился — на экране возникло изображение другой стены, до этого не попавшей в объектив. Стену украшал прибитый, аналогичным образом, как граждане на потолке, труп с распоротой грудной клеткой. Вокруг трупа на стене размашисто и старательно, тем же материалом, что надпись, были нарисованы раскинутые крылья.
— Впечатляет, — икнул Махавир.
— Вот и брикарнские коллеги так же сказали. Они за свою практику всякое видели, но такое — пока нет… А вы вот, как они узнали, видели. Вот и приглашают вас посмотреть воочию. Они пока там ничего не трогали, всё равно температура там не сильно отличается от морга… В общем, готовьтесь, золотые мои, завтра вылетаете. Двое от вас, двое от контрабанды, двое от наркотиков. Ударную группу не более стандартной комплектации — во-первых, там своих до чёрта, во-вторых — трупы обещали не сопротивляться. То есть, конечно, в этот раз имеется даже один выживший…