Глаза Вито озорно сверкнули.
— О да, дядя твой вообще великая личность… Кстати, а почему, получается, они оба Шериданы, если он… Ну, я понимаю, вам там на условности плевать… Хотя я сам не очень сторонник вот этого, чтоб мужчину женой называть.
— Строго говоря, тут вообще в другом дело. Они под одной фамилией со второй или третьей книги, кажется, числились… Просто у Диуса замечательная мать, добившаяся запрета публикации их книг с фамилией Винтари на территории не только Центавра, но и Земного Содружества. Да, при том, что сама носит другую. А потом и вовсе подала иск о запрете Диусу использовать эту фамилию. Опротестовать его он, кстати, никак не может — потому что формально она права, от наместничества он отказался, а фамилия прилагалась к титулу. А та фамилия, которую она по закону не имеет права отнять — ему самому, как ты догадываешься, не нужна. Так что и минбарские, и затем корианские документы выдавались с фамилией Шеридан. Ну, Шериданы пока никаких протестов не выражали — я имею в виду земных родственников Дэвида… Почему он оставил в живых женщину? Что вообще отличает это дело от предыдущих? Можно ли считать… что, в какой-то мере, она тоже является вестником, только мы пока не можем понять это послание?
— Алварес, — Вито опрокинул в себя последние капли, — ты сумасшедший. К счастью, не такой, как автор вот этого художества, но тоже. Зачем я тебе это показал… Хотя можно подумать, Ситар бы не показал…
— Ну, по крайней мере, теперь Дайенн перестала подозревать Зирхена. Нет, правда, за столько лет… Мог кто-то из пиратов наткнуться на этот мир? Мог. Хотя в таком случае, наверное, мы уже натолкнулись бы на ранни уже где-то. Да, от того, что Раймон определённо ни при чём, не легче…
Фотография вернулась в руку Алвареса.
— О, спасибо, что напомнил, пойду как раз выселять этого невиновного. А то отписали этому барину целую камеру, а тут отбросы общества складировать некуда.
— Вито. Спасибо.
— Не за что. Выпивка и уши у меня всегда есть, время вот не всегда… Твою мать, уже ж среда, а мне данные с Проксимы так и не прислали! Ну, я им сейчас ввалю…
Дайенн вытащила из холодильника следующее тело и при посредстве Билла, шкафообразного молчаливого санитара, взгромоздила его на анатомический стол.
— Мужчина, центаврианин, возраст 50 лет, если верить документам… Вес около 80 кг… Точнее — 79,7… И это с учётом кровопотери… Смерть наступила предположительно около семидесяти двух часов назад, вторичное окоченение ещё не наступило…
В прозекторской, как и в операционных, центаврианского колорита, по какой-то логике, было ещё больше, чем в целом по отделению. Помимо крайне помпезного оформления всего, что тут не было привозным — видимо, центавриане не центавриане б были без этих вот завитушек, выгибулин и бляшек на ножках столов, дверцах шкафов и каркасах светильников — примерно половину одной из стен в каждом из этих помещений занимала какая-нибудь картина на тему великих светил медицины великого народа. Картины были вмонтированы в стену, демонтировать их, может, и можно было, но хлопотно, да и какой особо смысл — никому не мешали, младший персонал глазел на них первую неделю, а потом привыкал, как и ко всему прочему центаврианскому наследству. Дезинфекционную обработку они не затрудняли, так как представляли из себя литьё из металлопластика и ни от каких воздействий не портились, правда, поговаривали, после одной обработки глаза Велимари Хмурого стали светиться особо зловещим светом, но Дайенн, видевшая эту картину промельком, склонна была думать, что выглядеть добродушнее эта физиономия не могла, не было у неё такого свойства. Конкретно здесь картина являла эпизод из жизни достойнейшего ученика этого самого Хмурого — Макко Златорукого, славного своим мастерством установления причин смерти во времена, когда совершенство ядов далеко превосходило совершенство методов анализа. Здесь, стоя над телом министра Зуэйя, в соответствии с церемониальной логикой, иногда полностью перечёркивающей логику житейскую, изображённого одетым в парадный мундир со всеми регалиями, Макко величаво воздевал вверх руку, являя найденное им доказательство, что благородный министр был отравлен. Что это должно быть за доказательство — художники, видимо, не придумали, а может — причина опять же была в том, что времена натуралистичных изображений ещё не настали, поэтому рука анатома просто светилась чем-то зеленоватым. Непосвящённому могло показаться, что Макко обнаружил министра уснувшим прямо в одежде, что с удовольствием и демонстрирует столпившимся поодаль придворным.
— Но тебе-то, приятель, придётся щеголять здесь нагишом, таков уж порядок. Да и картин про тебя, правду сказать, не напишут, заслугами не вышел.
Заслугами не вышел, да, но расу, как выразился Шеномай, за скобки не вынесешь, вперёд Ц’Лаур начнёт дышать нашим воздухом, чем центавриане разлюбят бюрократию. Повадились требовать на каждый «свой» труп полный протокол. Зачем, казалось бы, им все обмеры его почек, если совершенно очевидно, что смерть была вызвана отделением головы от тела? А вот вынь да положь. Дайенн не знала, радоваться ли ей, что в родном отделении вскрытием и оформлением протоколов центавриан занимался исключительно сам Реннар, да она и с землянами и бракири была сугубо на вторых ролях — теперь она несколько паниковала, сопоставляя свой малый опыт с запросами центаврианской стороны. Но Ц’Лаур заверил, что всё, что будет надо, потом подправит, научился, за 10-то лет работы, и это будет более чем скромная плата за возможность ближайшие несколько часов хотя бы пребывать в родной атмосфере. Правки в протоколах — это звучит для минбарского воспитания как-то сомнительно, чтоб не сказать — неприятно, но помочь с тракалланскими трупами она могла б ещё меньше, а весь прочий достаточно квалифицированный персонал куда нужнее сейчас живым. Да и без совершения ошибок, как говорили учителя, нет опыта. Такие ошибки, по крайней мере, чреваты преимущественно головняками отделению, трупам хуже уже не сделаешь.
Сзади тихо подошёл Байронн — в тишине прозекторской его чуть шаркающие шаги разносились эхом.
— Помощь нужна?
— Не откажусь, меня уже ноги не держат… Будь добр, инструменты подай… Смерть наступила, по-видимому, от анафилактического шока, потеря крови наступила уже после смерти… Грудная клетка раздроблена симметрично чуть ниже ключиц… Интересно…
— Что такое?
Дайенн щипцами поддела край раны — контрастно тёмный в сравнении с бледным обескровленным телом.
— Кожа вокруг отверстий от штырей обуглена. Видишь? Здесь, здесь… Ввиду того, что потолок решетчатый, и штыри сами по себе не удержались бы в слишком крупных ячейках, их концы были загнуты, под воздействием местного нагрева до температуры… Приблизительно 1300 по Цельсию… Но нагрев действительно очень локальный, внутри раны ткани не задеты. Мне интересно, как технологически это могло быть сделано… Учитывая совершенно одинаковую картину всех восьми ожогов — на запястьях, на щиколотках, на груди, на бёдрах… Сколько ж таких аппаратов им потребовалось? Самое интересное, что десять таких аппаратов было найдено, но в мастерских при космодроме, и по заявлению Вонга, ни один в ближайшее время не использовался. На локтевых сгибах отметины зубов неустановленного животного, напротив правого сердца отверстие предположительно от иглы аппарата для откачивания крови… Приступаю к вскрытию грудной клетки…
Байронн подрегулировал фокус у парящей рядом камеры и придвинул ближе кюветы.
— Дайенн, тебе действительно нравится твоя работа?
Да, помощь действительно не была лишней, едва ли флегматичный, давно ко всему привыкший Билл стал отвлекать её от обычных в такое время размышлений о будущности души, покинувшей исследуемое ею сейчас тело. Этот совсем не старый ещё мужчина мог бы жить, мог бы заниматься чем-то если не великим и достохвальным, то по крайней мере, достойным, мог бы заслужить эпитафию пусть скромную, но иную, чем строчки её неумелого протокола.
— Ты имеешь в виду эту конкретно, или вообще? То, что больше приходится иметь дело с мёртвыми, чем с живыми? Сложный вопрос… С одной стороны, конечно, я понимаю, что училась… не совсем для этого… Но это ведь был мой выбор, и… Знаешь, какое-то время назад, наблюдая за работой врачей госпиталя и твоей, я задумалась, не завидую ли вам… Но пока у меня не возникает желания попросить перевода.