— Погоди, Г’Тор, это реально вопрос сложный. По поводу, где социализм, где нет, ещё земляне в своё время друг друга за бороды таскали, а у вас бород нет, куда вы лезете… Ты меня, Сима, слушал вообще, когда я про переходный период объяснял? Переходный период — он несёт признаки и нового строя, и старого, то есть капитализма, а иногда и из феодализма что-то тащится. А гомофобия — это часть буржуазной морали, это из религии идёт. Буржуазная семья — это элементарная частица буржуазного общества, экономическая основа семьи — всё та же эксплуатация, зависимость одного пола от другого, зависимость детей от родителей. Это буржуазной морали было надо — чтоб всё по правилам, мужчины с женщинами, и детей рожали, лучше чтоб с запасом, потому что это будущее пушечное мясо и резервная армия безработных…
— А социализму что, не надо? Детей-то, в смысле?
— Ай, вот это и спрашивать смешно, — махнул рукой Г’Тор, — как будто от пары сотен геев что-то изменится в демографии, в самом деле. Для демографии надо на медицине не экономить, чтоб младенчики не умирали. Ну и чтоб мужики массово в постоянных войнах не кончались, а то кому тех детей делать будет. Вон центавриане почему многожёнство ввели? Потому что воевать любили, сколько себя помнили. Никогда не было проблемы, куда лишних мужиков деть, долго ли на кого-то по соседству залупиться.
— Весело у вас тут, — шепнула Ли’Нор Элентеленне.
— Есть такое.
Девочка не спала, выглядела бледной, осунувшейся, но улыбнулась, увидев на пороге Дайенн.
— О, вы уже вернулись!
Палата была в проекте двухместная, а теперь — пятиместная, маленькая каталка Нирлы — стандартную кровать сюда уже просто не получилось бы затащить — частично перегораживала проход в туалет, а изголовьем упиралась в капсулу, из которой виднелось желтушно-отёчное лицо пожилой землянки. Судя по напряжённому миганию панели, дела у бедной старушки были стабильно плохо.
— Как ты себя чувствуешь, Нирла?
— Да почти здорова! Доктор говорит, ещё пару дней понаблюдает — и отпустит. Только чтоб я больше никаких конфет от незнакомых тёть не брала. Но она ж не незнакомая была! Ну, мы с ней много разговаривали, когда её сюда положили, когда она заболела… Она сказала, что тогда этого бракири травить не хотела, что не знала, что его это убить может… Говорила, что она вовсе никакая не преступница, что просто приходится ей среди не самых хороших людей жить, потому что её с Земли выгнали, а сбежала тогда потому, что боялась. Господин Синкара говорил, правда, что она лгунья, но ведь может и господин Синкара ошибаться иногда? Она всё время просила посидеть с ней, так жалко её было, что она так ослабела, что даже сесть сама не может, я за ней ухаживала, когда все доктора заняты были… Она много всякого интересного рассказывала — где бывала, что видела. Ей же и поговорить тут не с кем было, все без сознания, а в коридор не выйти — она и до туалета не могла, поднималась и падала, плакала, что так стыдно ей в это специальное устройство ходить, хоть и не смотрит никто… Ну, вот она и угостила меня этой конфетой — сказала, что её саму угостили, а она не может есть, потому что болеет.
Дайенн устало отёрла лицо ладонью.
— Нирла, ну почему ж ты доверчивая такая… Хотя, ты ребёнок, что с тебя возьмёшь… С докторами я ещё поговорю, нашли, с кем наедине оставить. Вообще о многом поговорю. Тут, смотрю, никто не умеет симулянтов распознавать, это в тюремном-то, Вален помилуй, отделении! А, нет, это ж её, получается, к обычным положили! Ну да, не к пиратам же, вроде как, класть… Да ещё так замечательно следили, что сумела где-то заначить эту… конфету… Жаль, что её при побеге убило, я б с ней лично не отказалась побеседовать! Поглядели б, как она бы мне про жизнь свою несчастную пела… Нормально так мы отлучились ненадолго… Ничего, теперь вопрос с твоим переводом уж точно решится. Не место ребёнку тут.
Ну да, забилось тут же в голове, Алварес добьётся её отправки на Корианну. Если ни один другой мир не почешется — так и будет, несомненно.
Нирла приуныла. Возразить, конечно, нечего, сама ведь виновата.
— Нирла, а ты на Минбар хотела бы отправиться? Я могу отправить тебя к своей маме. Она будет очень рада, им скучно сейчас, Мирьен почти всё время проводит в городе… Там очень красиво, правда, детей в округе почти нет, места там слабо населённые.
Девочка боязливо пожала плечами.
— Не знаю… Я, конечно, немного боюсь, что там, на Корианне, мне ведь придётся жить среди множества других детей, я боюсь, что они могут не принять меня, что я там буду лишней… Но господин Алварес говорит, там не бывает такого, там все дети очень дружные, никто не будет меня бить или обзывать… А вы потому меня не хотите туда отправлять, что там у меня не будет мамы и папы, потому что там все дети живут без мам и пап?
Дайенн старательно разглаживала складки на покрывале маленькой пациентки.
— Если честно, Нирла, да. Я понимаю, господин Алварес говорил тебе о Корианне, как об очень хорошем месте, это естественно, он там вырос… Но я всё же считаю, у ребёнка должна быть семья. Тем более, ты уже хлебнула горя.
Голианка виновато хныкнула.
— Сложно всё… Знаете, раньше мне ничего выбирать не приходилось. Выбирали за меня, и выбирали… Ну, между плохим и очень плохим. А между хорошим выбрать очень трудно. Ну, мне ведь можно подумать?
— Конечно. Всё равно, пока врач тебя не выпишет, никто тебя никуда отправить не может.
Нирла помолчала сколько-то времени, разглядывая свои руки.
— Если по правде, я б хотела просто здесь остаться… чтоб всё так и было, как есть. Но я понимаю, нельзя — значит нельзя. …Госпожа Дайенн, а вы… ну… у вас есть жених какой-нибудь?
Чего-чего, такого вопроса Дайенн уж точно как-то не ожидала. И наверное, выражение лица у неё сейчас было очень уж глупое, впору самой рассмеяться. Нет, такой ли странный вопрос? Ведь в глазах ребёнка она совсем взрослая тётя, а взрослым тётям свойственно создавать семью или хотя бы иметь к тому намеренье, тем более, она сама тут говорила о важности семьи.
— Нирла, а… почему ты спрашиваешь?
— Ой, правда, извините, нехорошо как-то о таком спрашивать…
— Да нет, ничего страшного… Нет у меня жениха. Ну, как-то пока я никого не встретила, кого могла бы так назвать.
И это ведь правда. Нормальная такая минбарская правда, очень выручающая, когда нужно заслонить другую, более правдивую правду — о которой она думала последний раз в разговоре с нефилим.
— А… просто я подумала… Унте тут сказал, с вами прилетел ещё один доктор, и тоже дилгар…
Полчаса, как прибыли, только-то только закончили с выгрузкой всех, кого было решено передать Кандарскому отделению, распределением по палатам. Когда Унте нашёл время на сплетни?!
— Это, конечно, более… ну… Ну, я видела, как вы с господином Алваресом смотрите друг на друга…
Отлично. Нет, чего уж, она за последние дни слышала столько странного, что вполне логично, чтоб вселенная решила добить её устами маленькой, как будто совершенно бесхитростной девочки. Вполне в духе происходящего вокруг абсурда…
— Нирла, ты маленькая выдумщица.
— Потому что вы разной расы, что ли?
Дайенн настороженно оглянулась — ей показалось, что мимо двери палаты промелькнул силуэт как раз упомянутого Алвареса. Просто отлично будет, если он услышит что-то из обсуждаемого здесь… Да что за день такой, Валена ради?! Хотя правильно, наверное, сказать — дни…
— Думаю, дело даже не в расе… Нас воспитали слишком разные миры, слишком разные культуры. У нас, на Минбаре, с детства внушают, что очарование внешностью и даже какими-то чертами характера — это ещё не всё. Для создания отношений нужно не друг на друга смотреть, а в одну сторону, одним взглядом…
Не объяснение, что ни говори, или так себе объяснение. Разве не то же самое, со слов Алвареса, говорят и на Корианне? Общность взглядов и там ставится во главу угла. В том и дело, конечно, что разные у них взгляды — и это куда существенней, чем разная форма ушей и зрачков…
В палату, задевая капельницы соседних кроватей, чертыхаясь и извиняясь, протиснулся Кридерик Ругго — двухметровый голианин что-то около ста килограмм весом, из ударной группы отдела контрабанды. Его пудовых кулачищ побаивались даже буллоксиане-йома, про которых говорили, что они выведены на каких-то особых стероидах для боёв без правил и всяких прочих разной степени незаконности вещей.