Джону нечего было ответить на эти слова. Он сознавал разумность речей отца, но сердцем не мог принять их.
И ничего удивительного, что на тринадцатом году жизни Джон Сильвер готов был послать к черту скуку добропорядочной жизни. Вскоре представился и подходящий случай. Как часто это бывает, случай принял человеческий облик, и звали его Питером Дуганом, постоянным клиентом Майкла Сильвера. Это был человек еще не пожилой, но, как говорится, в летах, хилого телосложения, тощий как скелет, и благоухание бренди распространялось от него чаще, чем это подобает добропорядочному горожанину. Иногда он требовал пару хороших морских сапог, порой уносил из мастерской элегантные дамские туфли для какой-то своей приятельницы. Держался он самоуверенно, но сдержанно, как будто был посвящен в важные тайны и сознание этого наполняло его внутренним удовлетворением и, надо добавить, самодовольством. Платил Дуган всегда наличными, и платил хорошо.
Молодого Сильвера крайне интересовал этот таинственный и элегантно одетый скелетоподобный джентльмен. Тот любил шутить с Джоном, однако в один прекрасный день его колкости стали острее, чем обычно. Дуган с нескрываемым ехидством сожалел о тяжелой судьбе бедолаг, прикованных с утра до ночи к сапожному верстаку, которым так никогда и не суждено познать жизнь. Обиженный Сильвер сердито заметил в ответ, что занятие это во всяком случае почтенное и уважаемое, а вот интересно, как высокочтимый мистер Дуган добывает средства на жизнь? Не иначе, режет глотки прохожим на большой дороге и обирает еще теплые трупы. Услышав столь дерзкие слова, Дуган протянул костлявую руку через верстак и схватил Джона за воротник.
– Ах ты, драная стелька! – заорал он. – Да будь у тебя хотя бы половина моего ума, ты бы плавал в деньгах и не расстилался бы перед жирными женами торгашей, чтобы соблаговолили купить драгоценные твои обувки. Да ведь ты весь в отца – языком трепать умеешь, а дойдет до дела – слабоват в поджилках.
Для своих тринадцати лет Джон Сильвер был рослым и сильным малым. Вмиг он перехватил тонкую руку Питера Дугана и стиснул ее так, что тот скорчился от боли. Они отпустили друг друга.
Когда Дуган отер пот с лошадиной физиономии, Сильвер задиристо спросил его:
– Ну-ка, говори, откуда добываешь монету?
– А почем мне знать, парень, можно ли тебе доверять?
– А потому что я мужчина не меньше, чем ты!
«Господи боже мой, что я несу! – подумал Джон. – Вот сейчас он выхватит нож и прирежет меня, как поросенка». Но к собственному удивлению, ему удалось сохранить внешнее спокойствие.
Дуган оценивающе глядел на Джона, молчал, и это молчание тянулось для юноши целую вечность. Наконец Питер рассмеялся надтреснутым тенорком и, обняв Сильвера за плечи, вывел его из мастерской.
Они зашли в припортовый трактир, и здесь, среди ароматов табака, пива и рома Дуган раскрыл молодому Джону свои тайны. Оказывается, он был главарем шайки контрабандистов, промышлявших вначале в Бристольском заливе, но постепенно развернувших свою доходную, хотя и предосудительную деятельность в Корнуэльсе и на берегах Глостершира. Предметами беспошлинного ввоза были чай, французский коньяк, джин и дорогие шелковые ткани.
Доходы, рассказывал Дуган, превосходили всяческое воображение. Хотя спиртное разбавлялось наполовину и больше, покупатели все равно отрывали его с руками. Таможенная охрана не представляла серьезной опасности, и если ее чиновникам удавалось случайно застать контрабандистов на месте преступления, туго набитый кошелек прекрасно разрешал все недоразумения и безотказно вызывал приступ временной слепоты у служителей закона Его Величества.
– Ну как, Джонни, дружок, – спросил вдруг Дуган, – охота тебе войти к нам в долю? Для мальца с благообразной внешностью у нас всегда найдется подходящая работа. А ты, должен сказать, здорово смахиваешь на юного попика из тех, что метят в святые.
Сильвер колебался: все услышанное здесь одновременно привлекало и отталкивало его. Наконец он смущенно промолвил:
– Наверное, все-таки опасная это работа, да и связана с контрабандой и прочими штуками. Еще заловят, не дай бог. А матушка этого не переживет.
– И замолчал, чувствуя, что говорит глупости. Дуган захихикал:
– Да ты, я погляжу, вовсе маменькин сынок. Ладно, больше нам толковать не о чем. Вали домой, под мамину юбку, сопляк!