Ландо поднималось вверх по дороге. Как ярко сияло море под массивной столовой горой, дававшей столь прекрасное укрытие этому заливу! Миссис Баллантайн описывала мне бури, какие бушуют в небе над их холмом и гаванью у его подножия. Когда я впервые оказался здесь много лет тому назад, я был слишком сонным и слишком юным, чтобы запомнить все подробно. Теперь же я сидел в ландо очень взволнованный и, как всегда бывает, когда испытываешь душевный подъем, впивал окружающий меня пейзаж с более обостренным вниманием, чем когда бы то ни было.
Вскоре дорога ухудшилась; в то же время зелень по ее сторонам выглядела так, будто за ней хоть и не очень хорошо, но ухаживают. Мы подъехали к высоким воротам, выкрашенным белой краской; их вид отличался странным сочетанием веселости и неприветливости. Подошли двое туземцев. Один держал ворота приоткрытыми, пока другой стоял и сердито на нас смотрел; оба были одеты в странное подобие ливрей.
Доктор сказал:
– Ваш хозяин нас ожидает.
Нам пришлось ждать: один из слуг ушел в дом, а другой снова закрыл перед нами ворота.
Вскоре ворота широко раскрылись, и нам было позволено въехать. Оба слуги шли перед нашим экипажем. Мы завернули за затененный густыми ветвями поворот, и перед нашими глазами предстал дом. Я видел его, когда мы ехали наверх, а теперь он восхитил меня снова – небольшой особняк с несколькими колоннами и красивым портиком. На лужайке перед домом журчал фонтан. Это был дом преуспевающего горожанина.
Мы вышли из ландо, и я спокойно остановился на ступенях лестницы рядом с доктором Баллантайном, а наш экипаж увели прочь. Несколько минут ничего не происходило; один из слуг стоял рядом, как бы для того, чтобы остановить нас, если мы попытаемся войти в дом. Затем я услышал, что кто-то в доме насвистывает мотив, при звуках которого, должен сказать, мое сердце дрогнуло от удовольствия и от воспоминания о прежних страхах.
Он появился на верхней площадке лестницы, словно султан. Мое внимание привлекло что-то, сильно в нем изменившееся, и я не сразу смог определить – что, но вскоре понял. Прежде его костыль был сделан из грубого дерева, как у любого старого матроса; но теперешний был из серебра. Его чудесная филигрань переплеталась, словно усики лесных растений; подмышечная колодка была из полированного черного дерева, окаймленного серебряной полосой.
Лицо его было по-прежнему широким, как окорок, а в глазах горел былой огонь, словно в них светилась сама Жизнь. Дух преуспеяния так и реял над ним, как реет песня над певчей птицей. Но, по правде говоря, Долговязый Джон Сильвер и теперь мало отличался от того человека, которого я впервые увидел, когда мальчишкой был послан сквайром Трелони в таверну Сильвера рядом с бристольскими доками, от человека, которого сотоварищи-пираты прозвали Окороком.
– Ну и ну, ребята!
Все тот же голос, все тот же смех, словно он колет грецкие орехи. Та же привычка склонять голову набок и пристально вглядываться в тебя блестящими глазами. Волосы, пожалуй, чуть изменили цвет: теперь проседь в них была больше заметна, но остальная их часть, выгорев на солнце, обрела цвет крепкого чая.
Меня удивило, что он почти совсем не удивился. Он спустился по ступеням более ловко и быстро, чем люди помоложе и не искалеченные, как он. Сунув костыль под мышку (я так часто видел, как он это делает), он схватил меня обеими руками за плечи.
– Джим, сынок! Ты не поверишь! Только Джон чуть ли не ждал, что ты явишься!
Я издал недоверчивый смешок, и он отступил на шаг, став серьезным.
– Нет, Джим, клянусь! Я тебя вспоминал, и наши старые времена, и думал, что у меня так и не было случая сказать тебе спасибо за все, что мне удалось сделать. Я ведь вроде как неожиданно ушел, верно, Джим, сынок? – И он усмехнулся.
У Сильвера всегда был дар заставлять людей ему верить, какими бы абсурдными ни были его утверждения. Именно так он и одурачил всех нас – и доктора Ливси в том числе, – когда подбирали команду для первого плавания «Испаньолы». Но я был готов поверить его утверждению, что он «чуть ли не ждал» меня: у него была сверхъестественная способность предвидеть повороты судьбы.
– И вам добрый день, доктор Баллантайн. Я завсегда рад знакомству с соседом. В бухте Джона завсегда гостей привечали, верно, Джим?
– И ты богат, Джон! – воскликнул я. – Посмотреть только! – И я обвел восхищенным взглядом дом и сад.
Моя радость при встрече с ним, вероятно, озадачила доктора Баллантайна. Он с ироническим уважением наблюдал это почти комическое «воссоединение», за забавной внешней стороной которого крылась жизненно важная цель.