Книжки почти всегда лучше фильмов, а тут фильм — просто потрясный. Какая же тогда книжка!
Дочитывая последние страницы, Лена испытывала разочарование.
Обидно, что история заканчивалась, но еще обиднее — она заканчивалась не так, как хотелось бы. Волшебство уходило из Средиземья., чудесный необыкновенный край превращался в реалистичную страну, а величавых, удивительно красивых эльфов ожидала печальная участь маленького народца холмов. Нечестно!
— Баб! Я пойду, погуляю! — крикнула девочка хлопотавшей на террасе бабушке. Та, конечно, ответила, как полагается:
— Только недолго. И далеко не уходи. Да клещей не нацепляй. Надень длинные брюки и сапоги.
«А еще пальто, варежки и водолазный шлем», — добавила про себя Лена и выскользнула в калитку в чем была: в шортах и футболке.
Она двинулась вдоль берега, презрительно и сердито сощурилась в сторону наглого заезжего автомобилиста, моющего машину прямо в озере: «Думает, он такой крутой, что трава растет и вода течет исключительно для его пользования. Такой крутой, что может вести себя, как свинья», потом свернула к лесу.
Лена любила бродить среди деревьев. Пока идет светлый, пронизанный солнцем березняк, трава под ногами высокая и мягкая, невзначай дотрагивается до щиколоток и щекочет. Любопытные глазки цветов выглядывают из зелени. Некоторые смотрят гордо и открыто с высоких стеблей, другие — украдкой, притаившись среди травинок. А когда начинается сумрачный бор с бесконечной колоннадой из рыжеватых стволов, поддерживающей высокий потолок, под ногами шуршит опавшая хвоя, и травяной ковер не сплошной. Он состоит из раскиданных то тут, то там разномастных лоскутков. Низкие, хрупкие, светло-зеленые — кислица. Высокие, пышные, темные, блестяще-глянцевые — черничник. Лохматые, крикливо украшенные широкими ярко-зелеными перьями — папоротник.
Лес хранил в себе столько таинственного и сказочного, древнего и неизменного, что хотелось верить, будто волшебство не ушло из мира полностью и навсегда, а притаилось до поры до времени в таких вот нехоженых дебрях и чащах и ждало теперь своего часа. И Лена представляла себя необыкновенным существом, хозяйкой леса, юной волшебницей. Она шагала и шагала, не беспокоясь о том, что может заблудиться. В лесу протоптано столько тропинок — какая-нибудь да выведет. И одна действительно вывела в какое-то прежде незнакомое место.
Стволы расступились, открывая небольшой пригорок. Его не заливал солнечный свет, потому как широкие сосновые шапки прикрывали сверху. Лишь нескольким лучам удалось пробиться сквозь могучие кроны, и они золотыми нитями соединяли небо и землю.
На вершине пригорка Лена обнаружила непонятное строение. Вроде как основание колодца. Сейчас так делают. Врывают в землю широкую бетонную трубу, край которой немного приподнимается над землей. Вот и здесь — то же самое. Только бетон немного странный: гладкий, с темными прожилками, почти как настоящий камень, и вода стоит высоко, зачерпнуть можно даже не особо вытягивая руку.
Лена обошла колодец кругом — в остальном ничего необычного! — и заглянула в зеркало воды.
Крысеныш склонился над чашей. Поверхность воды не отражала, была темной, словно покрытой непроницаемым, но неощутимым занавесом. Постепенно занавес словно бы начал раздвигаться, зеркало посерело и прояснилось. Но Крысеныш увидел в нем не свое лицо, как ожидал. Из глубины смотрела незнакомая девочка. С длинными светлыми волосами, отливающими золотом, с тонкими белесыми бровями, с большими серо-голубыми глазами. Похожая на эльфа.
Крысеныш взгляда не мог отвести, смотрел и смотрел на это чудесное видение, наклоняясь все ниже. Рука его неосознанно потянулась к зеркальной поверхности. Отражение ответило тем же движением.
Крысеныш не заметил, как коснулся воды. На одно мгновенье пальцы его почувствовали нежное прохладное прикосновение, и тут же жидкость брызнула вверх упругим фонтаном. Крысеныш отлетел в сторону.
Он поднялся не сразу, сначала протер залитые водой глаза, несколько раз моргнул и услышал рядом:
— Ничего себе! Это как? Что происходит? Вообще, в чем дело?
Крысеныш моргнул еще раз, убеждаясь, что зрение у него в порядке.