– Маленькие детки – маленькие бедки, – вспомнилась сердитому папе русская народная мудрость.
Большая дочка втягивала папу в крупные неприятности с соответствующими им расходами. Он уже успел купить билет на поезд до Зальцбурга – а четырнадцать евро, между прочим, на австрийских дорогах не валяются, и вынужден был отказаться от этой поездки, чтобы вернуться в аэропорт. Еще двадцать пять евро пришлось потратить на самый дешевый авиабилет до Ниццы, куда Лизин папа и вовсе не собирался, но без билета его не пустили бы в зону ожидания.
Хорошо еще, в аэроэкспрессе работал беспроводной Интернет, так что хотя бы лишнего времени на покупку билета Лизин папа не потратил. Расценив это как маленький просвет в черной полосе неудач, он искренне понадеялся на то, что везение удачливого контабандиста, явно не передавшееся по наследству новому поколению семьи, его самого не покинуло.
И убедился, что так оно и есть, как только вышел из аэроэкспресса на конечной.
Хорошо знакомая серо-зеленая сумка одиноко стояла в переходе из станции в здание аэровокзала. Выдвинутая ручка безмолвно молила взять ее.
На расстоянии вытянутой руки от сиротливой сумки помещалась какая-то рыжая тетка, всецело поглощенная выяснением сложных отношений с билетным автоматом. На проходящих мимо нее живых людей она не реагировала.
Лизин папа свернул руку баварским кренделем, на ходу состыковал получившийся крюк с ручкой сумки и унес ее с легкостью и изяществом портового подъемного крана.
Пластмассовые колесики сумки не коснулись пола и не разразились предательским грохотом.
– Где ты, дочь моя? – спустя минуту весело осведомился Лизин папа по телефону. – Иди, встречай свою сумку, твой мудрый старик отец все решил!
24 января, 17.45
Я обошла доступную мне территорию и с сожалением обнаружила, что немногочисленные мягкие диваны заняты. Даже твердые кресла, сгруппированные по три и не разделенные перегородками, все уже превратились в чьи-то спальные места.
К организации комфортных лежбищ народ подошел с большой выдумкой, но без особых претензий.
Семейство в многослойных восточных нарядах устроило в углу подобие живописного шатра из цветных полотнищ и шалей, а мужчина в деловом костюме изобретательно пристроил над своей лежанкой раскрытый зонт.
Я оценила это ноу-хау: зонт обеспечивал спящему некоторую интимность и приятный полумрак, но при этом не мешал дышать. Куда удобнее, чем накрывать лицо шарфом!
А не купить ли мне зонтик?
«И еще ту разноцветную шубку, чтобы мягко поспать на полу!» – язвительно посоветовал внутренний голос, явно не одобряя дополнительные траты.
– Мягко спать – это хорошо, – согласилась я, завистливо поглядев на спящих под одеялками.
Время от времени в народ выходили представители наиболее совестливых авиакомпаний и оделяли страждущих чем-нибудь полезным – водичкой, печеньками, берушами, надувными дорожными подушечками и даже пледами. К сожалению, мы с Иркой еще ни разу не успели к раздаче.
Я серьезно обдумала мысль ограбить кладовку при уборной, утащив оттуда запасы бумажных полотенец.
Ну-ка, сколько рулонов трехслойной туалетной бумаги понадобится для изготовления матраса, по мягкости соответствующего двум сантиметрам поролона? Штук двадцать?
«А сколько лет тебе дадут строгие австрийские судьи за кражу двадцати рулонов бумажных полотенец?» – поменял вектор вопроса зловредный внутренний голос.
Я с обидой и завистью посмотрела на даму, занявшую единственную кушетку в укромном закутке между уборными и лифтом.
Под голову себе эта спящая красавица сунула свернутую дубленку, из одной плотной полы которой соорудила козырек, полностью прячущий лицо, а тело до колен укрыла одинаковыми платочками веселеньких цветов.
Хотя вряд ли она сама укрывалась, кто-то ей старательно помогал – уж очень аккуратно легли платочки: с равномерным нахлестом, как пластины черепицы на крыше.
Очевидна была и правильная спектральная последовательность цветов: на желтый платочек – красный, на красный – синий, на синий – зеленый. Из-под зеленого торчали ноги в коричневых колготах и черных туфлях.
Об этой даме кто-то трогательно позаботился, а мне вот никто, никто не подоткнет одеяльце, единственная подруга меня покинула…
Опустив голову, я бесцельно побрела в неизвестностью.
И пережила ощущение, которое красиво называется «дежавю», внезапно услышав возмущенное:
– Что опять у тебя с телефоном?!