– Гроу-грюн коффер!
Борман снова включил свет, вернулся в кабинет и нашел в пачке бумаг на столе заявление повышенной, относительно других подобных, художественной ценности: с картинкой.
Перевел взгляд на сумку, кивнул.
Вздохнул:
– Все должен сам делать, все сам!
И оторвал от стопки клейких листочков верхний квадрат, чтобы, сверяясь с иллюстрированным заявлением, образцово-показательным почерком написать на квадратной бумажке: «Frau Maximoff».
24 января, 20.35
Бортпроводница, взявшая у полицейских пакет с моими бумагами, при виде меня расцвела улыбкой чистой радости.
– Леди, леди! – захлопотала она, организуя мне персональный проход мимо очереди.
Юра остался в ее хвосте.
Я почувствовала себя пассажиром категории VIP, задрала нос и прошествовала по рукаву в салон авиалайнера величественно и гордо, как августейшая особа.
«Определенно в депортации есть свои плюсы», – резюмировал мой внутренний голос.
– И минусы, – вспомнила я, застучав зубами.
В салоне было холодно, как в криокамере. Причем в хвосте, куда меня посадили, мне показалось прохладнее, и я самовольно пересела в серединку.
Сберегая живое тепло, я сжалась в комочек, обхватила себя руками, втянула голову в плечи, как черепашка, и замерла.
О грядущем завершении ледникового периода возвестил многоногий топот. Толстой неповоротливой змеей в салон полезла плотная толпа пассажиров. Все торопились занять места, как будто могли таким образом наверстать упущенное время.
Возбужденно хлопали крышки багажных отсеков, распираемых полными пакетами из дьюти-фри, скрипели кресла, лязгали замки ремней безопасности, наяривал по радио симфонический оркестр – Вена традиционно провожала задержавшихся гостей вальсами Штрауса.
– Мужчина, мужчина! Давайте поменяемся местами, я рядом с подругой сяду, она нездорова! – тревожно – не в тему музыке – протарахтел знакомый голос.
Я с трудом повернула голову (окоченевшая шея при этом пугающе хрустнула), увидела зависшую вблизи клетчатую полусферу и сразу же поняла, что она не имеет отношения ни к шотландским кланам, ни к небесным телам.
Клетчая полусфера ловко повернулась, двинулась вниз, и кресло у прохода приняло в свои объятия Ирку.
– Эй! Ты же в Москву должна лететь! – удивилась я.
– Судя по метеосводкам, я скорее попаду туда через Краснодар, – объяснила подруга и завозилась, подгоняя по воображаемой талии ремень безопасности. – Хотя я не думаю, что имеет смысл спешить, уверена, Моржик будет рад насладиться моим обществом без близнецов на закорках.
Я понимающе хмыкнула.
– Уф-ф-ф-ф! – Ирка защелкнула замок, поморщилась и с чувством сказала:
– Ненавижу колготки!
Резкая смена темы не помешала мне понять, о чем речь.
Мы с подружкой давно уже составили свой рейтинг заклятых врагов современной женщины и поместили на первую строчку топ-листа производителей колготок с тугой резинкой.
Это отвратительно негуманное приспособление, по тихой вредоносности сопоставимое с отравляющими газами! За день в офисе зверь-резинка может перерезать женщину пополам вернее, чем пила циркового фокусника! Неудобство испытывают даже такие, как я, гражданочки весьма умеренных широт, а сдобные и пышные дамы вроде Ирки по-настоящему мучительно страдают.
– Вот идиотка! Как ты додумалась надеть в дорогу колготки? – запоздало отругала я подружку. – И еще сидела в них целые сутки, мазохистка!
– Красота требует жертв. – Ирка страдальчески скривилась, показывая, что в данном случае жертва ее почти столь же велика, как и красота. – Взлетим – схожу в туалет и сниму это орудие пытки!
При слове «туалет» я поморщилась, но промолчала. От уборной в самолете я неприятных сюрпризов не ждала.
– Вот интересно, а наши мертвяки на унитазах так до сих пор и сидят? – с нотками нездоровой ностальгии спросила вдруг Ирка.
Я попыталась вспомнить, висела ли на двери мужской уборной в аэропорту табличка с изображением ведра и швабры, когда мы с Юрой рысью мчались на посадку в самолет?
Вроде все еще висела.
Стало быть, детективная история с трупами в уборной еще далека от финала.
– Жалко, что мы не узнаем, чем все кончилось, – пробормотала Ирка, выразив наше с ней общее мнение.
24 января, 20.45
Бортпроводница Хельга Кранциг была отличницей капиталистического труда.
Если бы Хельгу разбудили среди ночи и спросили, каковы основные правила перевозки депортированных пассажиров, она первым делом сказала бы, что депортированных положено размещать в хвостовой части самолета, отделяя от других – благонадежных – пассажиров хотя бы одним рядом свободных кресел.