Гэй спалъ дотого крѣпко, что Мэркгаму нужно было тронуть его, чтобы разбудить его. — Стыдъ какой! вскричалъ онъ, вскочивъ съ дивана. — Я, кажется, заснулъ. Извините меня, пожалуйста!
— Въ чемъ васъ извинить? спросилъ Мэркгамъ: — я радь, что вы хоть бѣлье и платье перемѣнили, да позавтракали немного.
— Я было хотѣлъ поработать, — возразилъ Гэй: — да видно морской воздухъ сонъ нагоняетъ.
Замѣтивъ капитана, онъ подошелъ къ нему и спросилъ о здоровьѣ. Тотъ обомлѣлъ отъ удивленія. Онъ не вѣрилъ своимъ глазамъ, чтобы этотъ худенькій, высокій юноша былъ сэръ Гэй, о которомъ онъ такъ много слышалъ. Поблагодаривъ его за вниманіе, онъ началъ такъ:
— Если бы я имѣлъ счастіе видѣть самого сэръ Гэя.
— Что-жъ бы тогда? спросилъ очень просто Гэй. Всѣ захохотали.
— Извините, сэръ, — продолжалъ капитанъ. — Я никакъ не воображалъ, чтобы вы могли быть такимъ молодымъ джентльмономъ! Увѣряю васъ, сэръ, что каждый изъ насъ могъ бы гордиться вчерашнимъ вашимъ подвигомъ, въ жизнь свою не видалъ я ничего подобнаго, и — прибавилъ онъ съ одушевленіемъ:- этотъ подвигъ прославитъ ваше имя всюду. Мы всѣ обязаны вамъ жизнью, сэръ!
Гэй не прерывалъ капитана, хотя ему было очень неловко отъ его восторженныхъ похвалъ, за то на глазахъ старика Мэркгама такъ и сверкали слезы. Онъ въ первый разъ въ жизни могъ съ гордостью произнести имя Морвиля, въ первый разъ объявить, что этотъ подвигъ совершенъ Гэемъ, котораго онъ такъ любилъ, и которому былъ такъ преданъ.
ГЛАВА IX
Въ числѣ лицъ, которымъ въ этотъ годъ выпало на долю провести грустную осень, былъ также мистеръ Россъ. Дочь его Мэри дотого загостилась у брата, что въ домѣ отца ея все пошло вверхъ дномъ. Въ школѣ дѣвочки такъ избаловались, что ни Лора Эдмонстонъ, ни школьная учительница, сладить съ ними не могли. Ежедневно производились слѣдствія надъ совершенными шалостями, но преступницы ловко увертывались отъ наказанія. Всѣ ученицы кричали, спорили, доказывали другъ на друга и дѣло кончалось утомленіемъ съ обѣихъ сторонъ. Кухарка не умѣла готовить ничего порядочнаго, кромѣ бульона. Книги въ шкафахъ и кабинетѣ валялись въ такомъ безпорядкѣ, что мистеръ Россъ съ трудомъ могъ отыскать тѣ, которыя ему были нужны. Нa всѣхъ почти рубашкахъ бѣднаго старика недоставало пуговицъ, а пришить и починить ихъ некому было. На долю же Мэри выпало много хлопотъ у брата: то дѣти лежали въ кори, то невѣстка родила сына и ее пригласила крестить ребенка; то то, то другое обстоятельство задерживали молодую дѣвушку, и она никакъ не могла вырваться къ отцу, но мысленно она рѣшила, что къ Рождеству вернется домой, и сдержала свое слово. Мистеръ Россъ выѣхалъ дочери на встрѣчу, наканунѣ сочельника, и для бѣднаго старика насталъ истинный праздникъ. Въ домѣ было тепло, за круглымъ столомъ, тутъ же рядомъ съ нимъ сидѣла Мэри съ работой; яркій огонь пылалъ въ каминѣ; комната освѣщалась лампой; все хозяйство пришло въ порядокъ, чай подавался вовремя, обѣдъ готовился вкусный, бѣлье было зачинено. Словомъ, всѣ пошло по старому. Къ счастію, и рождественскія-то проповѣди почтеннаго мистера Росса были писаны заранѣе, такъ что отецъ и дочь могли проводить цѣлые вечера вдвоемъ и могли наговориться досыта.
— Отчего это, папа, мнѣ такъ рѣдко писали изъ Гольуэля? спросила Мэри, въ одинъ изъ такихъ вечеровъ, у отца. — Чарльзъ что ли былъ опасно болѣнъ? Вы ничего не слыхали, лучше ему?
— Гораздо лучше, — отвѣчалъ отецъ. — Я и забылъ тебѣ сказать, вѣдь Эдмонстоны приглашаютъ тебя завтра на вечеръ.
— Неужели! Значитъ, больному гораздо лучше. Онъ встаетъ съ постели?
— Нѣтъ еще, онъ до сихъ поръ лежитъ какъ пластъ. Бѣдняга страшно исхудалъ. Болѣзнь-то была не шуточная. Чарльзъ, по моему, никогда еще такъ не страдалъ; за то, по милости этихъ страданій, его характеръ совершенно измѣнился. Онъ сдѣлался кротокъ, терпѣливъ и въ высшей степени внимателенъ къ другимъ. Меня, признаюсь, поразила такая внезапная перемѣна; въ началѣ болѣзни онъ дотого былъ раздражителенъ и капризенъ, что бѣдная мистриссъ Эдмонстонъ выбилась изъ силъ, ухаживая за нимъ. Но впослѣдствіи больнаго узнать нельзя было: совсѣмъ сталъ другой.