— Онъ у насъ долго болѣлъ, — говорила она:- все сидѣлъ въ креслецѣ и играть со мною не могъ, а потомъ и легъ уже въ постель, я все подлѣ него сидѣла. А тамъ, говорятъ, онъ умеръ и его унесли въ черномъ гробѣ, и съ тѣхъ поръ онъ не возвращался. Скучно мнѣ безъ него, играть не съ кѣмъ.
Дѣвочка не плакала, разсказывая это, но личико ея приняло такое грустное выраженіе, что Гэй началъ ее утѣшать, говоря, что Феликсъ теперь на небѣ. Маріанна не поняла его, она не знала, что такое смерть, молитва, церковь. Библія въ ея глазахъ была большой книгой, которую мама читала, когда братецъ умеръ. Она знала кое-какіе отрывки изъ библейской исторіи, заученные ею еще въ школѣ, но тѣмъ и ограничивались ея религіозныя познанія.
Гэя дотого это поразило, что онъ не могъ больше разговаривать съ дѣвочкой, спускаясь обратно подъ гору. Та, въ свою очередь, молчала отъ усталости и все время держала за руку Гэя, который довелъ ее, наконецъ, до матери, а самъ отправился къ мѣсту назначеннаго свиданія съ своимъ пріятелемъ.
— Уэльвудъ, — сказалъ онъ ему, когда они почти подходили къ дому. — Какъ вы думаете, сдѣлаетъ мнѣ ваша кузина одно большое одолженіе? Вы видѣли этого ребенка. Согласится ли миссъ Уэльвудъ, съ разрѣшенія матери, конечно, принять дѣвочку въ свою школу?
— На какихъ условіяхъ хотите вы ее туда помѣстить? Какого рода воспитаніе она должна получить?
— Главный предметь долженъ быть религія. Остальное пусть миссъ Уэльвудъ сама устроиваетъ, какъ хочетъ. Вѣдь это моя двоюродная сестра. Можетъ, вы не слыхали еще ничего о нашей семейной исторіи?
И Гэй вкратцѣ передалъ ему то, что можно было передать.
Онъ и мистеръ Уэльвудъ условились такимъ образомъ, чтобы немедленно сдѣлать запросъ у миссъ Елизаветы о помѣщеніи въ ея школѣ Маріанны Диксонъ, и если та согласится, сказать объ этомъ мистриссъ Диксонъ.
Гэй, такимъ образомъ, могъ существеннымъ образомъ облегчить судьбу бѣдныхъ своихъ родственниковъ и, подъ предлогомъ платы за воспитаніе Маріанны, содѣйствовать въ то же время планамъ благотворительности миссъ Уэльвудъ. Та получала бы проценты съ капитала въ тысячу фунтовъ стерлинговъ до совершеннолѣтія Гэя. Миссъ Уэльвудъ съ радостью согласилась принять на себя воспитаніе ребенка изъ средняго сословія и вообще вела себя въ денежныхъ переговорахъ съ Гэемъ съ большимъ достоинствомъ и простотою. Мистриссъ Диксонъ также не препятствовала ихъ плану, а напротивъ, радовалась, что дѣвочка будетъ жить въ С.-Мидьдредѣ, а не въ Лондонѣ, гдѣ она, вѣроятно, скоро бы умерла. Главное, что соблазняло мать, это была возможность надѣяться, что изъ Маріанны выйдетъ современемъ прекрасная гувернантка. Притомъ, надежда, что богатый родственникъ составитъ современемъ счастіе ея дочери, дотого ее восхищала, что она ни въ чемъ ему не прекословила. Маріанна сначала колебалась, ей жаль было мамы и жаль было уѣхать изъ С.-Мильдреда. Но когда ее свезли въ школу, познакомили ее съ сестрами Уэльвудъ и показали бѣлую постельку, говоря, что она будетъ принадлежать ей, дѣвочка рѣшилась остаться у нихъ. До отъѣзда въ Оксфордъ, Гэй навѣстилъ ее еще разъ и Маріанна уже весело разсказывала ему, какъ ей хорошо жить, а миссъ Дуэнъ съ восторгомъ отзывалась о кроткомъ характерѣ и отличныхъ способностяхъ малютки.
Долго разсуждалъ Гэй, не лучше ли признаться опекуну, на что онъ хотѣлъ употребить тысячу фунтовъ стерлинговъ; но, обдумавъ серьезно этотъ вопросъ, онъ рѣшился молчать до времени. Дѣло было въ томъ, что миссъ Уэльвудъ вовсе не желала, чтобы капитанъ Морвиль и его сестра знали объ ея школѣ; не упомянуть объ ней нельзя было, тѣмъ болѣе, что одному честному слову Гэя не вѣрили, а выдать секретъ миссъ Уэльвудъ, значило бы испортить весь ея планъ; на все требовались факты и очевидныя доказательства. Съ мистеромъ Эдмонстонъ можно было еще, пожалуй, согласиться: но, къ несчастію, Филиппъ вмѣшивался всюду, и вопросъ принималъ болѣе серьезный оборотъ. Гэю пришлось молчать и терпѣть.
ГЛАВА IV
Прошла уже недѣля, какъ Гэй перебрался въ университетъ; вдругъ, вечеромъ, сидя въ своей комнатѣ, онъ неожиданно увидалъ передъ собою Филиппа Морвиль.
Гэй чрезвычайно ему обрадовался; онъ надѣялся, что личное свиданіе можетъ, наконецъ, прекратить всѣ ихъ недоразумѣнія, и привѣтливо протянулъ гостю руку, сказавъ:
— Филиппъ! вы здѣсь? Когда вы пріѣхали?
— Полчаса тому назадъ. Я ѣду гостить на недѣлю къ Торндалямъ. Завтра буду у сестры.
Говоря это, Филиппъ внимательно осматривалъ комнату Гэя, надѣясь, по ея обстановкѣ, получить нѣкоторое понятіе объ образѣ жизни ея жильца. Но спальня студента далеко не отличалась изяществомъ и комфортомъ, которыми щеголяла квартира капитана; напротивъ, мебели въ ней было очень мали и на всѣхъ почти стульяхъ и столахъ лежали наваленныя бумаги и книги. Запаха сигаръ и тѣни не было. На стѣнѣ висѣла картина работы Лоры и небольшая гравюра, изображающая замокъ Рэдклифъ. Книги, сколько успѣлъ замѣтить строгій инспекторскій глазъ Филиппа, были все учебныя или древніе классики, присланные, какъ видно, изъ старинной домашней библіотеки.
— Куда-жъ онъ деньги дѣваетъ? думалъ Филиппъ:- на все, что я здѣсь вижу, большихъ расходовъ не требовалось.
Гэй сидѣлъ за столомъ; передъ нимъ лежали Софоклъ и раскрытый лексиконъ вмѣстѣ съ портфелемъ, который онъ поспѣшилъ закрыть при входѣ Филиппа, но тотъ успѣлъ мелькомъ замѣтить бумажку съ написанными на ней стихами. Наружность Гэя показалась его гостю грустной, задумчивой, но не ожесточенной. Улыбка отличалась, какъ всегда, дѣтской кротостью; глаза были ясны и привѣтливы.
— Спасибо вамъ, что навѣстили меня! сказалъ онъ Филиппу. — Вы вѣрно хотите какъ нибудь помочь мнѣ?
— Я всегда былъ готовъ помогать вамъ совѣтомъ, — возразилъ Филиппъ:- но вамъ нужно самому о себѣ заботиться.
— Ну вотъ, опять началась мораль! Если онъ не замолчитъ, я пропалъ. Злой духъ снова опладѣетъ мною, — въ волненіи говорилъ самъ про себя Гэй.
— Покуда вы будете скрытничать, дѣла поправить нельзя, — продолжалъ тѣмъ же наставительнымъ тономъ Филиппъ.
— Я отъ всей души желалъ бы имѣть возможность объясниться откровенно съ мистеромъ Эдмонстономъ, но меня не допускаютъ до личнаго свиданія съ нимъ, — воскликнулъ Гэй.
— Я пріѣхалъ сюда именно для того, чтобы вы передали черезъ меня ваше объясненіе дядѣ, - сказалъ Филиппъ. — Я употреблю всѣ силы, чтобы примирить васъ съ нимъ, хотя, признаюсь, онъ глубоко оскорбленъ вашимъ новеденіемъ.
— Знаю, знаю, — сказалъ Гэй краснѣя. — меня простить за это нельзя. Тысячу разъ повторяю, что я искренно раскаяваюсь въ рѣзкихъ моихъ выраженіяхъ, сказанныхъ на счетъ его и васъ!
— Положимъ такъ; по всему видно, что вы въ ту минуту себя не помнили. Что-жъ касается меня, то я право давно и забылъ объ этомъ обстоятельствѣ, но дѣло не во мнѣ. Отдайте отчетъ мистеру Эдмонстону, куда вамъ нужны были тысяча фунтовъ стерлинговъ?
— Мнѣ они понадобились на одно предпріятіе, — отвѣчалъ Гэй. — Но что-жъ объ этомъ толковать, если мнѣ денегъ не дали.
— Это объясненіе не удовлетворитъ вашего опекуна. Онъ желаетъ знать, не издержали ли вы этой суммы на кредитъ?
— Какое же ему еще доказательство нужно, если я далъ ему честное слово, что деньги мною не истрачены.
— Мистеръ Эдмонстонъ не сомнѣвается въ вагей чести, — началъ было Филиппъ.
Но въ эту минуту глаза Гэя сверкнули бѣшенствомъ; ему показалось, что въ голосѣ Филиппа слышалась фраза: «Хотя самъ я еще не увѣренъ, что это нравда», и Гэй сдѣлалъ страшное усиліе надъ собой, чтобы не броситься на своего врага.
— Мистеръ Эдмонстонъ, — повторилъ Филиппъ, — вѣритъ вамъ, но на вашемъ мѣстѣ каждый поспѣшилъ бы представить ему письменный отчетъ, куда угютреблена вся сумма, чтобы убѣдить его въ истинѣ своихъ показаній.
— Но я вѣдь давно сказалъ, что я связанъ честнымъ словомъ, и обязанъ хранить это дѣло въ тайнѣ, возразилъ Гэй.
— Очень жаль! замѣтилъ Филиппъ. — Если дѣйствительно вы не имѣете права оправдаться словесно, все, что я могу вамъ посовѣтовать — это то, чтобы вы представили ему свою расходную книгу, пусть онъ убѣдится по крайней мѣрѣ, что у васъ долговъ нѣтъ.