Томпсон нерешительно потёр лоб.
- Насколько я понимаю, действие вашей методике ещё не проверялось на практике? Я буду своего рода лабораторной крысой?
- Скорее добровольцем, - невозмутимо поправил профессор. – У лабораторных крыс нет возможности отказаться от участия в эксперименте, а у вас такое право есть. Да, моя методика на людях не проверялась. Я не могу гарантировать стопроцентный результат успеха. Но, смею вас заверить, большой опасности это не представляет. По крайней мере, эксперимент не угрожает вашей жизни, а при его удачном завершении вас ждёт полное выздоровление. Вещества, которые я собираюсь вам ввести – самые обычные гормоны, которые и так постоянно циркулируют по вашему кровеносному руслу, поэтому нет никакого риска отравления. Это намного безопаснее для организма, чем те зверские методы, которыми вас пытались лечить, вроде электрошоковой терапии и инсулиновых ком.
Томпсон медленно кивнул.
- Что ж, я готов рискнуть.
Профессор выглядел очень довольным.
- Тогда моя ассистентка сейчас возьмёт у вас немного крови. На подготовку мне потребуется несколько дней. Предлагаю встретиться здесь же, в моём кабинете, через неделю. Если что-то пойдёт не так, мой секретарь сообщит вам об этом.
Джонатан поднялся на ноги. Мужчины обменялись крепким рукопожатием.
- Ну что же, у меня есть неделя на раздумья, не потребовать ли процент с Нобелевской премии, которую вы собираетесь на мне заработать, – шутливо сказал Томпсон.
- Обсудим это после окончания эксперимента, - улыбнулся в ответ профессор.
На том они и расстались.
Неделю спустя Джонатан сидел в том же самом кресле. Кроме профессора, в этот раз компанию им составляла облачённая в медицинский халат медсестра, державшая в руках шприц, наполненный прозрачной бесцветной жидкостью.
Томпсон закрыл глаза, чтобы не видеть, как тонкая стальная игла вонзается в кожу его предплечья. А когда вновь их открыл, понял, что больше не находится в кабинете профессора.
Он стоял на вершине холма, глядя на раскинувшийся под ним город. Томпсон испытывал смешанные чувства – часть его разума говорила ему, что город этот он видит впервые, но другая часть утверждала, что здесь он живёт с самого рождения. Серые коробки четырёхэтажных домов, тесно прилегающих друг к другу. Колонны древних величественных храмов. Широкое кольцо амфитеатра.
Город был охвачен пламенем. Ночное небо светилось заревом пожара.
Пламя со скоростью атакующего гепарда перепрыгивало от здания к зданию, неистово пожирало межэтажные деревянные перекрытия, проворно пожирало палатки уличных торговцев, установленные на площадях, огненной волной катилось по засыпанным мусором улицам. Люди, оказавшиеся на пути этой неостановимой лавины, превращались в живые факелы
Крики погибающих в пламени мужчин, женщин и детей слились в единый истошный, надрывный вой. На глазах у Томпсона какая-то женщина с маленьким ребёнком на руках металась в окошке верхнего этажа. Нижние этажи уже были объяты пламенем, тянувшим вверх жадные ненасытные руки. Путь к спасению был отрезан. В отчаянной попытки спасти малыша она бросила его вниз. Расстояние было значительным, чтобы доносить негромкие звуки, но Томпсону показалось, что он услышал, как голова ребёнка раскололась о камни мостовой с глухим влажным треском, словно уроненное на пол сырое яйцо.
Томпсон с трудом заставил себя отвести взгляд от буйной пляски пламени и оглядеть окружавших его людей. Чуть позади от него замерли в ряд стражники, сжимавшие рукояти коротких прямых мечей. Блики огня играли на начищенных до блеска медных шлемах, суровые лица оставались бесстрастны.
Кпереди от стражи располагалась небольшая, довольно пёстрая толпа. Несколько благородного вида мужчин, одетых в строгого покроя тоги. Пожилой, лысый писарь, поспешно что-то чиркавший стилусом по вощёной дощечке. Ярко размалёванная, с распущенными длинными волосами девица, чьи пышные бёдра едва прикрывала короткая туника. Пара молодых, насмерть перепуганных виночерпиев, с трудом удерживавших в дрожащих руках тяжёлые амфоры с вином.
В центе этой толпы находился невысокий полный мужчина, при всей невзрачности своей внешности он невольно притягивал взгляды окружающих. Его выглядевший дорогим наряд с золочёным шитьём был помят и покрыт жирными пятнами. Выпирающее брюшко, вялый подбородок и мешки под глазами свидетельствовали о пристрастии к распутству и чревоугодию. Пожухший лавровый венок едва держался на тронутых сединой спутанных, неухоженных волосах. Возбуждённо подскакивая на месте, он зачаровано наблюдал за пожаром. Отблески пожиравшего город огня отражались в его глазах, наполняя их безумным блеском.
Накрашенная гетера прижалась к боку толстяка, тонкие пальцы скользнули под прикрывавшую грудь тунику. Но тот небрежно оттолкнул её прочь, тяжело дыша приоткрытым ртом, он продолжал наблюдать за пожаром.
Джонатан на мгновение прикрыл глаза, чтобы защитить их от едкого дыма. Вновь открыв их, увидел склонившиеся к нему встревоженные лица профессора и медсестры.
- Ну как, - нетерпеливо спросил Эриксон. – Нам удалось? Вы видели прошлое?
- Да, - негромко ответил Томпсон. – Я был там.
Ему потребовалось некоторое время, чтобы полностью прийти в себя после шока, вызванного возвращением воспоминания, спрятанного глубоко в его генах. Лишь потом он смог рассказать, что ему довелось пережить, и ответить на многочисленные вопросы профессора.
Эриксон, потирая руки, в возбуждении вышагивал по кабинету.
- Представляете, какие возможности откроются для современной науки! – Восклицал он. – Во-первых, конечно, «лечение» случаев спонтанного пробуждения генетической памяти, подобного тому, с которым мучились вы. Психиатрию ждёт основательная встряска! Далее, представьте восторг историков. Видеть события глазами очевидцев, а не использовать в качестве источников информации древние летописи и манускрипты, в которых истина теряется за личными суждениями их авторов и попытками польстить правителям. Ну, и, наконец, найдётся немало желающих побывать в прошлом и испытать те ощущения, что только что достались вам… кстати, как поживает ваше чувство вины?
Джонатан Томпсон внимательно прислушался к своим ощущениям.
- Чувство вины исчезло. Бесследно.
- Замечательно! Должен заметить, ваш далёкий предок совершенно напрасно истязал себя. Исторические условия были таковы, что он не в силах был предотвратить эту трагедию, даже ценой собственной жизни…
Томпсон не слушал рассуждений профессора. Чувство вины исчезло. Но на смену ему пришло совсем иное, никогда ранее не испытанное. Он вновь и вновь вспоминал чувства возбуждения, азарта и восторга, которые охватили его, когда он наблюдал за пылающим городом и гибнущими в огне людьми.
Томпсон незаметно сунул руку в карман и ласково коснулся лежащей там зажигалки. Пожалуй, пришло время её заправить.