— Где⁈ — спросил я. Паренек махнул рукой в сторону, и вскочил на ноги.
— Волок! Коня! — мой паж скорчил такую недовольную рожу, что я почти услышал как он неодобрительно бурчит. Но это, конечно, не могло быть правдой. Выпустив из рук ногу трупа Великого Ресиниана Крушителя, с которой он сятгивал поножи, Волок направился к Коровиэлю. Надо отдать ему должное, он сделал это бегом. Я повернулся к оруженосцу. Только теперь догадавшись поднять забрало, я велел ему. — Сперат, эта телега наша. Сторожи. Ланс, ты тоже!
Я вскочил на Коровиэля и крикнул зареванному пареньку-пехотинцу:
— Что встал? Веди! Бегом!
Глава 20
После битвы
Забавно, но я почти не помнил происходившее после битвы. Сразу после поединка в памяти остались только короткие обрывки воспоминаний. Вот я мечусь по полю боя в поисках Фрозена, а рядом со мной истерит сын Леонхарта. Кричит мне в след, когда я уезжаю от его отца. Тот ранен, но я остановил кровь, стабилизировав его отца. Мне приходится вернуться, чтобы влепить ему леща. И повторить приказ:
— Собери всех раненых!
Почему я ищу Фрозена? Может, что-то почувствовал. Может из-за того, что увидел перемазанных в пепле и крови его семью, деловито набивающих мешки. Довольные, как бомжи нашедшие в мусорки ящик водки. Я боялся что их ограбят, если они не присоединятся к Фрозену.
К счастью, меня быстро нагнал Сперат на лошади и спросил, куда я еду. Я объяснил. Он показал рукой.
Леонхарт отделался ударом копья в грудь, которое пробило его кожаную куртку с нашитыми обрывками кольчуги и погрузилось от силы на десять сантиметров. Ранение тяжелое, по себе знаю. Но поправимое. Фрозену повезло меньше. Его изрубили чуть ли не в куски. Страшная рана поперек лица, от левой скулы, наискось, до подбородка. Все зубы наружу. Сам весь в крови, стеганка в лохмотьях, как будто её канцелярскими ножами бешенные кошки полосовали, из остальных видимых повреждений — не хватает правой руки.
Лекарь рядом с ним смотрит на меня и отрицательно качает головой. Я спрыгиваю с коня и ладонями собираю своему сотнику лицо, стараясь не защемить осколками костей болтающийся язык. Он все время хрипит и пытается что-то сказать. И дергается, машет культей. Я осторожно вливаю в него немного лечения, чтобы он продержался пару минут.
— Удивительно, как он все ещё жив… — бормочет лекарь. — Я не тратил на него магию, оставив для других. Думал что он скоро умрет, но он все ещё жив.
— Не договорил, — цинично хмыкает Ланс. Я только потом понимаю, что это шутка. Намекает на таэнскую привычку поболтать. Как по мне, караэнцы не сильно в этом уступают местным. В тот момент я отвечаю ему серьезно:
— Он зовет жену. Не хочет умирать, не увидев её в последний раз. Что встали? Всех раненых сюда!
Это лишнее. Лекарь с обычным именем Третьяк, уже и так организовал нечто вроде полевого госпиталя. Ему помогают еще двое таких же, с сумками лекарей на поясе и свертками полотняных полос через плечо. Это вместо бинтов. Местные символы медицины. Все остальные, включая женщин и детей, грабят лагерь. Ланс и Сперат деловито и грубо подтаскивают раненых поближе. Их тут немного, всего человек пять. Такие же тяжелые, как Фрозен.
Фрозен, наконец, потерял сознание и обмяк в моих руках. Но я чую в нем жизнь. Однако, это не надолго. Я нащупываю демоническую жемчужину одной рукой, смотрю на культю Фрозена. Его рука отрублена в том же самом месте, что и та, которая болтается до сих пор на моем шестопере. Хотя, это не удивительно — схожая школа фехтования. Наверняка удар, разрубивший Фрозену лицо, был нанесен снизу. Я бы бил именно так, учитывая его шлем. Мне вдруг приходит в голову дикая идея. Я приставляю отрубленную руку с шестопером к культе Фрозена. В моей руке проносятся мысли о группах крови, об отторжении тканей, но мне некогда. Я встаю над Фрозеном, сжимая в кулаке демоническую жемчужину. Поднимаю кулак над шлемом и кричу:
— Пылая красотой!
Одновременно накрывая волной лечения всех вокруг.
Потом в памяти опять провал. И вот я уже повторяю процедуру рядом с Леонхартом. Кроме него вокруг пара десятков раненых.
Удивительно, но меня хватило на два заряда. И даже осталось на пару раненых латников — сеньоры всадники, разумеется, не валялись вместе с пехотой. Пришлось им обращаться за помощью отдельно.
Следующие три дня мы провели на поле боя. Таковы были традиции. Армии, помимо всего остального, досталось много припасов в виде сушеных фруктов, мешков немолотого зерна, бочек с вином и копченого мяса. Люди объедались, и впервые делились едой не жалея. Я побродил между ними. За меня поднимали тосты. Внезапно появились девки, которые бросались на меня, прижимались ко мне грудью и искренне благодарили за спасение своих мужей.
Или у раненых было по паре жен, или это был просто благовидный повод об меня потереться. Пехотинцы хохотали, и широко улыбались при виде меня, поднимали приветственно грубые кружки. Но близко не лезли и общались исключительно вежливо.
Все же ранение в легкое для местной лечебной магии было даже опаснее, чем в живот. Перитонит и гангрену в свежезатянутых ранах тут отчасти предупреждали с помощью наложения компрессов и бальзамов из каких-то трав, наверняка волшебных. А вот кровь, попавшая в легкое, была проблемой. Поэтому Леонхарт смог встать только на следующий день. И все равно постоянно кашлял. Поэтому я провел ему еще один профилактический сеанс наложения рук.
Даже Фрозен пришел в себя раньше. К нему я тоже зашел. Теперь у него была своя телега а вокруг постоянно терлись какие-то хмурые типы, увешанные железом и с хорошим оружием в руках. Его жена переоделась в дорогое, яркое платье с глубоким вырезом. Если бы не обветренная кожа, её манеры вполне позволяли ей сойти за знатную даму. А может, дело в её внешности. Мы снисходительны к красивым людям. А их дочка, к моему удивлению, щеголяла в шатанах и кольчужке по размеру. Видать, кто-то взял с собой сына или другого малолетнего родственника на войну. У меня была пара таких попыток, я таких разворачивал. Интересно, хозяин кольчужки пережил ночь? Когда я организовывал сожжение трупов детских тел не видел.
— Я так и не представил вам мою жену, сеньор. Магнолия. И моя дочь, Лилия, — встретил меня Фрозен. Он сказал это вместо приветствия, заставив недовольно крякнуть стоящего рядом Ланса. Я кивнул дамам. Кажется, в прошлый раз их звали по-другому. Впрочем, учитывая, как местные относятся к именам… Может, они сменили имя вслед за мужем. Отмечая новый этап в жизни.
— Вам повезло. А вот моя жена сейчас далеко отсюда и… — машинально начал я вежливое общение, принятое среди аристократов, но одернул себя на полуфразе. — Лучше скажите, сеньор Фрозен, как ваша рука.
Он ошарашено посмотрел на меня. И только потом на руку. Его больше удивляло не то, что у него новая рука, а то, что я обратился к нему в уважительной форме и назвал сеньором. Он ловко сорвал с пояса тот самый шестопер, несколько раз затейливо покрутил его вокруг кисти, демонстрируя прямо таки цирковые навыки. И сдержанно ответил:
— Все нормально. Лучше, чем без если бы её не было. Правда, постоянно болит.
Я кивнул, размышляя. Вряд ли Фрозен до этого умел так ловко крутить оружие. Поэтому он и показал мне эти изменения. Постеснялся спросить прямо. Я уточнил:
— Ты раньше так умел?
— Нет, — покачал головой Фрозен. — Да и с чем другим трудно идет. А вот эта штука в кулаке, как родная… Неприятное чувство. Нет, спасибо за руку, сеньор Магн, я не хочу сказать… — он замялся.
— Держи меня в курсе, — я коснулся его руки пропуская немного лечения. — То что ты унаследовал навыки прошлого владельца очень странно, я о таком не слышал.
— Потому что никто еще не приращивал людям конечности! — хохотнул Ланс, с явной гордостью за меня. — тебе повезло, мужик! Благодари сеньора Магна!
— Сеньор Ланс… — одернул я своего телохранителя. Сам виноват. Забылся и перешел на ты. И Ланс тут же попытался оттоптаться на Фрозене, показать что он ему не ровня. — Не надо так грубо. Сеньор Фрозен заслуживает большего уважения.
Дождавшись, пока Ланс кивнет, я снова обратился к своему сотнику: