Выбрать главу

Я перевёл взгляд на того, кого хотел видеть больше других.

Фарид ибн Мухаммед. С таинственного берега за морем. Он почти лежал в кресле, вальяжно играя пальцами с красным камнем — трофеем, вырванным, если верить его словам, из огненного элементаля. Креслом я гордился. Поэтому почти не разозлился из-за его неподобающе расслабленной позы. Меня привлек камень в его руке. Фарид егоо подкидывал, то ловил, то щёлкал ногтями по граням, пока тот не начинал светиться изнутри. Потом прятал его в карман, как будто успокаивал. Он вежливо мне кивнул и улыбнулся. Хитрый и скользкий, как грязежаба. Едва я начал распрашивать его о родине, как Фарид достал из карману эту безделушку и ловко столкнул меня с тропы.

«А вы знаете, отчего в Регентстве нет элементалей⁈»

Это как спросить, почему тут нет драконов. Или мантикор. Впрочем, элементалей я видел под Красным Волоком. А драконы и мантикоры это чудовища из местных легенд. Причем, не из Гибельных земель. У местных с этим четко. Мне легче перепутать самолет с машиной, чем им монстра «естественного» происхождения от тех, что выходят из гибельных земель. Первые встречаются сильно реже. И, по общему мнению, гораздо опаснее.

Ну, нет, не знаю. Фарид качает головой и разражается пятиминутной лекцией суть которой сводится к тому, что и никто не знает. За морем элементали есть. Глубоко внизу есть.

Я делаю вялую попытку вернуть разговор в нужное русло. Фарид искренне идет на встречу: Так в том и дело, что города на пустынных заморских берегах построены и живы только благодаря тому, что смогли подчинить и использовать в своих целях элементалей, что и поныне самозарождаются в округе. И есть свидетельства, то же случалось и в Регентстве в прошлом. И более того, Древняя Империя во многом обязана своей мощью тем же умениям. Так вот, исчезновение же элементалей объяснено не менее чем трижды. Согласно мнению великого мага и алхимика…".

Он говорил тем особенным голосом, от которого студенты роняли голову со стуком на стол и не просыпались. Никакой магии, природный дар. Я почувствовал, что похож на засыпающего сытого кота. И решил, что пяти минут хватит.

Надо было начать расспрашивать про родину… но не хотелось терять то чувство, которое вдруг накрыло.

Всё было… правильно.

Не великое, не судьбоносное. Просто — как должно. Никакого шепота в углу. Никакого холода в затылке. Никакой нужды держать руку на рукояти. Люди рядом были не просто живы. Они были рядом — и от них не исходила угроза. И этого было достаточно для тихого, спокойного счастья.

Ткань занавеса отдёрнули — в павильон ворвался солнечный свет. Вошёл широкоплечий всадник в кольчужном хауберке поверх куртки с гербом Итвис. На лице — густые усы и кривая усмешка. В руках — кубок с подогретым пивом. Я, наконец, запомнил его имя: Гирен Сторос. «Дядя Гирен», как его уже называли даже те, кто родился, пока он воевал.

Родом из-под Караэна, в юности присягнул Треве, но пошёл воевать за Итвис — как говорил, «по зову совести, а не герба». В семью Сторос пришла нужда, и он ушёл к тем, кто звал. Сначала, говорят, даже без коня. Но ко мне он присоединился во главе трёх копий. Теперь остался один, не считая племянника-оруженосца. Двое погибли, остальные ушли с добычей.

Он не блистает магией. Не любит церемоний. Но умеет собирать людей в строй и в пир. Знает имена всех лошадей. Держит молодых в узде одним взглядом. Вечно пахнет кожей седла и пивом.

У него недавно родился сын под ветвями Дуба. Первенец. И он, кажется, благодарит за это меня. Но спешит. Пусть его сын доживёт хотя бы до двенадцати. Это уже третья жена — первые две умерли при родах. Осталась только старшая дочь.

— А ведь хороша погодка, — сказал он, тяжело опускаясь рядом. — Прямо как в те годы, когда я был юн и прекрасен.

— Ты и сейчас прекрасен, — отозвался Сперат. — Просто этого не видно со стороны.

Он фыркнул, отпил и устроился поудобнее.

— Кстати, я вам принёс байку. Рассказывают ваши вассалы. Говорят, вы выпили крови камышового змея — и стали вдвое коварнее. А были вдвое коварнее, чем положено человеку.

— Дай угадаю. Они пришли к тебе за подтверждением? — спросил я.

— Хотел разозлиться. Потом — денег попросить. Но это были молодые дураки в броне, как у меня в их возрасте. А я был младшим из четырёх. Потому и сказал: «И всё ещё не так коварен, как самая искренняя женщина».