Но и это — часть войны.
Глава 8
Великие Семьи Караэна
Утром, когда дым от вчерашних костров ещё клубился над лагерем, первыми прибыли Вирак. Их всадники появились, как всегда, неожиданно — не по дороге, а спустившись с Синего холма, будто нарочно выбрали самый неудобный и самый эффектный путь.
Всё в них было мрачным:
Лошади — тёмные, покрытые шерстяными попонами с рубиновой вышивкой.
Доспехи — добротные, без единого пятна, но и без блеска. Металл матовый, как утренний лёд.
Щиты — с тремя перекрещенными копьями на чёрном фоне. Без царапин. Без вмятин. Будто вчера выдали из-под стекла из музея.
Знамёна — без единого надрыва. Даже ветер, казалось, играл с ними осторожно.
Лицо у каждого — будто после двух недельного запора: застывшее, угрюмое, неподвижное.
Во главе ехал сам лорд Вермер Вирак — тощий, как богомол, с тяжёлым и злым взглядом, каким смотрят на зависающий смартфон. Он не слез с коня, не поприветствовал меня, не обменялся ни словом. Лишь поднял перчатку и коснулся ею виска. Не снимая шлема. И этого было достаточно.
— Вирак прибыли, — небрежно бросил его знаменосец. Было видно, что он прямо таки заставил себя поднять забрало, но тут же закрыл его снова. — Мы встанем лагерем на Синем Холме.
И они развернули коней. Вермер даже забрала не поднял.
Неудивительно, что с такими манерами они наживают себе врагов чаще, чем друзей. Хорошо ещё, что сам Вермер не появляется в Золотой Палате — отправляет туда представителей.
Пришли они двадцатью всадниками. Рыцарей среди них — пятеро, включая Вермера. Остальные — тяжёлые копейщики с арбалетами у седла. За ними шла пешая охрана — без лат, но с огромными щитами и мощными арбалетами. Это не было подкрепление. Это была демонстрация.
Вирак показывали, что у них есть пехота. И что стоять они будут там, где удобно им — на господствующем пригорке.
Я шагнул им навстречу, улыбнулся и сказал:
— Добро пожаловать, сеньоры.
И никто не рассмеялся.
После них — Треве. Пятеро из семьи. Десяток рыцарей. И ни один из них не был похож на вассала.
Наёмники. Это видно сразу — по тому, как они держат копья, по тому, как дышат. У рыцарей, кормящихся с земли, всё выстроено по рангу: сеньор — в латах, оруженосец — в чём осталось. Остальные, в чем пришлось. Наёмники — как пальцы одной руки: правильно защищены, одинаково опасны. Лучше рыцарь будет без лат, зато у всех будут шлемы и стеганная броня. Потому что эти ребята работают вместе, и деньги им дают не за подвиг, а за выполненное дело. Оружие это их инструменты, суровая необходимость, а не признак статуса и достатка.
А ещё — цвета.
Жёлто-зелёное безумие, как с матрасов ткани нарезали. Полосатые попоны у лошадей. Всадники одеты в такие же плащи, даже шлемы — раскрашены желтыми и зелеными полосами. Какими бы мрачными ни были Вирак, если бы мне предложили выбрать одну семью, которая не присоединиться — я бы выбрал Треве.
Хотя с их главой я был знаком.
Его зовут Оренцо Треве, и даже это имя может быть не настоящим. В Совете он появляется в длинном переливчатом плаще, цвет которого сложно уловить — иногда кажется, что он золотой, иногда зеленый, совсем редко — серый, как дым. На лице — тонкая маска с вырезом для одного глаза.
Нахрена ему маска — загадка. Но Треве часто ходят в масках.
Хотя на балах его иногда можно увидеть и без маски. И глаза у него оба на месте.
Оренцо не управляет ничем в Караэне, зато он точно знает, кто в этом городе кого ненавидит. Он не строит крепостей, но может на пальцах убедить тебя, что именно ты выбрал сдаться. Его главная сила — информация. И голос, звучащий всегда дружелюбно и весело, но почему-то все замолкают, когда он говорит.
Он ничего не контролирует напрямую. Ни портов, ни стен, ни мастерских. Но знает, кто с кем спит, кто с кем судится, кто кому должен, и кто уже жалеет об этом. Он не строит крепостей — он может убедить, что сдача в плен была твоим решением. Он не шепчет угроз — он даёт намёки, которые звучат в голове всю ночь.
Я стойко выдержал его ласковые объятия, душевные заверения в полной поддержке… И — не помню, о чём он говорил полчаса. А я ведь ему даже отвечал.
В какой-то момент Сперат откашлялся:
— К лагерю подъезжают ещё люди.
Оренцо тут же откланялся. Попрощался до встречи вечером — на совете, в моём шатре.
Это было логично, но я был почти уверен — до этого момента я не думал, что вечером будет совет. Это очень в духе Треве, вкладывать нужные мысли в чужие головы.