— Постоим вместе, — сказал он. И крепко пожал руку.
Я знал: про Алнез ходят легенды. И анекдоты. О том, как они всегда верны слову. Я даже растрогался. Обожаю Алнез.
Поэтому я посвятил Гарвину побольше времени, напряг поваров, выбрал место для него и его людей поближе к своему шатру. Он привел с собой всего двадцать всадников. Зато все в кольчугах.
Роннель появились неудачно — почти одновременно с вольницей Дйева. И если с Дйевом я встретился почти как со старым другом, то с Роннель… Все эти выверенные танцы — выезжаем вперед по двое, каждый от своей свиты, останавливаемся, знаменосцы, кстати — пешие, выходят вперёд, по очереди объявляют имена своих сеньоров и так далее.
Вокруг носятся «птенцы» Дйева с выпученными глазами. Ещё бы — они никогда не видели столько шатров. А ещё они обнаружили мои полевые кухни и — главное — бочки с пивом.Вино я пока велел припрятать. Да, я жмот.
У меня такое ощущение, что с каждым разом всадники, которых приводит Дйев, становятся всё хуже вооружены. У половины вообще нет шлемов. У половины из оставшихся — шлемы из толстой кожи. Не из «варёной кожи» — специально обработанной до каменного состояния и прочности — а просто толстой кожи. С деревянными накладками. То же самое с бронёй. Кольчуги, правда, мелькают, как и нормальные шлемы. Но кольчуг на триста всадников от силы десяток, металлических шлемов — штук пятьдесят.
Остаётся радоваться, что почти у каждого есть копьё и щит. Зато у всех есть лошади. У многих — даже заводные. Никаких пеших слуг. Впрочем, так и должно быть — «птенцы» Дйева специализируются на быстром перемещении по Долине, медленно становясь обособленной политической силой.
Посреди этого хаоса я с интересом разглядываю члена семьи Роннель. Его зовут Этвиан. Насколько я знаю, он — племянник нынешнего главы, по имени Таликвар.
Таликвар — до того как Роннель закусились с Вирак — был младшим сыном младшего брата главы, седьмым в очереди на наследование. И в полной мере воспользовался этой удачей, занявшись тем, что ему нравилось. Он был деканом факультета алхимии — и ещё чего-то там — в Университете Караэна. Возможно, это и позволило ему пережить остальных — Вирак просто о нём не сразу вспомнили. Сейчас Таликвару, должно быть, лет семьдесят.
В какой-то степени Роннель погубила их сильная вовлечённость в дела Караэна. Они были судьями, членами Совета и всем таким прочим, что требует жить на людях, а не за стенами родового замка. И до них было легко добраться — чем Вирак и воспользовались.
Этвиан молод, но производит впечатление человека, которого уже давно боятся. Даже те, кто не знает — почему.
В его движениях — осторожность сапера. В лице — спокойствие. Словно всё происходящее уже случилось, и он лишь наблюдает. Бледная кожа. Волосы — цвета тёмной меди, почти пурпурные на солнце, заплетены в строгую косу. Глаза — прозрачные, светло-серые, с почти стеклянным взглядом, от которого мурашки по спине.
Возможно, большая часть страшилок про Роннель — именно из-за того, что они резко отличаются по фенотипу от местных. Это довольно распространенный повод для обвинений в черном колдовстве даже в моем мире.
Одевается Этвиан просто — по меркам знати. Вот только я разглядываю его куда внимательнее остальных. В моём магическом зрении он светится, как новогодняя ёлка. На нём половина деталей одежды — магические артефакты. Вполне обычный рыцарский пояс, украшенный золотыми бляхами — мерцает узлами линий, похожими на печати. Перчатки из тонкой вываренной кожи тоже пронизаны тонкими линиями магической энергии. Под мантией — стёганая туника, похожая на мой поддоспешник. Но под чёрным бархатом переливается серебряными знаками непонятная магия.
Иронично, что на эмблеме Роннель тоже змей. Золотой. И кусает себя за хвост. Но никому даже в голову не приходит сравнивать их с Итвис.
Этвиан мне не поклонился. Формально — не нужно. Но это было бы вежливо. Даже Вирак хотя бы лапкой потряс. Этвиан просто остановился на предписанном протоколом расстоянии и произнёс:
— Мы зафиксировали возможность нестабильности. Караэн важен. Потому мы здесь.
Как бы ни был странен сам Этвиан, он единственный пришёл с тем, чего я ожидал. Полсотни вассалов, всего примерно двести всадников, почти неотличимых от моих.
Оставалось помочь им устроиться и созвать военный совет. Сейчас у меня уже не было того воодушевления, что прежде.
Из оставшихся семей лишь одна не явилась лично, но и то — дала о себе знать. Сначала пришли телеги с овсом для боевых коней и сотней одеял. И деревянные корыта для воды, чтобы поить лошадей. И всё это, внезапно, оказалось очень кстати. Как знали. Вскоре прибыл посланник от Маделяр.