Он сделал глоток из кубка, не глядя, и продолжил, понизив голос:
— Люди победили. Потому что люди рождаются быстро. Потому что человек живёт мало, но убивает быстро. Потому что каждый человек — новая ошибка. А дракон — повторение идеала.
— Они были истреблены? — спросил кто-то за моей спиной. Возможно, Бруно проснулся.
Фарид покачал головой.
— Нет. Их изгнали. Их дыхание было заключено в камни. Их разум — рассеян в рунах. Их тела — соркрыты. Но не все. Были те, кто не хотел уходить. Кто счёл поражение не концом, а началом нового пути.
Он подался вперёд, и глаза его блеснули, как жемчуг в тени.
— И вот тогда… те, кто ещё владел кровью неба, создали расу. Новую плоть. Новую кость. Новое войско. Не драконов — но драконидов. Чуждых миру, но вписанных в него. Обитателей камня и пламени, чья сила — в наследии, а воля — в повиновении.
— Зачем? — спросил Сперат. — Чтобы вернуться?
Фарид медленно кивнул:
— Чтобы напомнить. Чтобы снова спросить: «Помнишь ли ты, человек, чью кровь ты предал?»
Их было мало. Они были выведены в карманных мирах, где время течёт, как песок в замершем часе. У них — кожа, как бронза, кровь — как пламя, вера — как сталь. Но главное, у них была цель: вернуть своим создателям право на небо.
Он замолчал, и в павильоне воцарилась тишина. Даже Фарид не нарушал её — только проводил пальцем по краю кубка, будто настраивая звон чаши.
А я подумал, что если в мире и правда есть существа, созданные по велению древней воли… то, возможно, один уже здесь. Прячется под маской человека. Сидит и смотрит прямо на тебя, Фарид, жмурясь как сытый кот.
— Спасибо, — сказал я, и только потом понял, насколько серьёзно это прозвучало.
Фарид поклонился:
— Это всего лишь сказка, мой господин. Но вы ведь знаете, как это бывает… В каждой сказке — то, что нельзя сказать иначе.
Из-за занавеси донёсся топот — но не воинский, не тяжёлый. Лёгкий, но решительный. Ветер, ворвавшийся следом, донёс запах духов и вишнёвого уксуса. Кто-то отдёрнул ткань павильона — и в просвете между двумя лучами солнца появилась Адель.
Её лицо было белым. Не в смысле бледности — в смысле цвета. Ледяная маска, выточенная из гнева и воли. Вокруг неё вихрем шёл шлейф — не из ткани, а из людей: две служанки, телохранительница в латах, пожилой писец со свитком, девица с веником лаванды. Как свита у королевы. Или у бури.
Она приближалась быстро. Не стремительно — беспощадно. Как прилив, за которым идёт только одно: кораблекрушение.
Глаза её нашли Волока мгновенно.
Тот стоял в тени, как всегда. Ближе всех, но незаметен. Его рука привычно сжала рукоять кинжала на поясе. Он ещё не понял, зачем.
Адель ткнула в него пальцем, как в вора на суде.
— Ты! Ты! Ты хотел убить моего сына⁈
Воздух сжался. Даже капель, казалось, приостановилась. Волок не шелохнулся. Ни слова. Только поднял брови.
Я не встал. Просто поставил кубок. Очень медленно.
— Адель, — сказал я.
Сперат крякнул. Придвинулся ближе.
— Он же ещё ребёнок, — сказала Адель. Тихо. Словно вытащила клинок.
Глава 2
Веточка хотела поиграть
Я поднялся не торопясь. Не потому что испугался — а чтобы быть ближе. На случай, если Адель всё-таки решит оборвать Волоку уши. В его случае — не фигурально. Моя жена обладала несомненными магическими талантами, и не только в искусстве убеждения.
— Мне решать степень вины моих людей, — сказал я спокойно, но достаточно громко. Если бы моя жена действительно была настроена устроить расправу — она бы не забыла захватить с собой свой боевой молот.
Моя жена действовала решительно, когда речь шла о настоящей угрозе для нашей семьи. Анья, Друг из города, не даст соврать.
Сперат хмыкнул. Хотел было что-то сказать, но тут же прикинул, в какую сторону полетит пыль, и предпочёл промолчать. Один из юных практиков, пришедших с магами, поклонился так низко, что носом коснулся пола, а потом, пятясь, исчез из павильона, не касаясь пятками земли. В большей или меньшей степени его маневр повторили все остальные. Даже громкий голос Дуката уже слышался издалека.
Адель метнула в меня взгляд — сначала гневный, потом обиженный, потом… просто уставший. Она резко развернулась, и её свита, как придворный занавес, метнулась за ней следом.
Кто-то шепнул: «О, Пламенеющая», а кто-то другой — возможно, повар — прошептал в ответ: «А ну, все вон отсюда, пока жива печень». Голоса затихли, стук сапог удалился. Остались только Сперат и Волок.