Они что-то заорали. Впервые я не понимал языка. Впрочем, одно слово я уловил.
— Магн! Магн! — кричали они друг другу. Не от страха. От восторга. От ужаса перед легендой.
Я сшиб их обоих. Копьё — в одного, на меч — второго. Волок рядом ударил в лицо какому-то шаману, тот попытался взмахнуть костяным посохом — из него вырвался язычок пламени, но Волок уже вонзил ему в рот слишком большой для него меч, и пламя умерло.
На втором корабле раздался звон. Оттуда стреляли — не из арбалетов. Что-то среднее между трубой гранатомета и трубой органа выбрасывало пылающие шипы — и один врезался в плечо моего всадника. Тот, охнув, загорелся как будто был сделан из соломы, но не упал, а направил коня на борт. Его пепел остался на воде, но меч всё же прорубил путь для тех, кто шёл за ним.
Слева, в толпе Роннель, кто-то разразился магией — плоская льдина, тонкая и беззвучная, ударила по мачте, и та треснула пополам, рухнув, ломая настил. Пираты завыли, но не дрогнули. Они били в щиты, визжали в боевых напевах, колдовали. Один из шаманов — я видел его, с лицом, раскрашенным как череп, — вскинул руки и ударил в барабан. От него пошли волны. Лёд задрожал. Некоторые кони поскользнулись. Один из моих вдруг провалился сквозь поверхность — и утянул всадника под воду. Холодный ужас полоснул меня изнутри, как ножом, но я уже развернул Коровку.
— Вперёд! Не останавливаться! Роннель, за мной!
— Уже поздно! — заорали люди в цветах Роннель. Я не сразу вспомнил, что это их боевой клич.
Они шли. Итвис и Роннель плечом к плечу, свет и холод, рёв и железо. Магия вспыхивала в воздухе, как фейерверки. Снаряды — огненные, ледяные, обычные и магические, оставляющие в воздухе дым, на щитах отметины и в телах раны — сыпались сверху и изнутри. Один корабль загорелся. Другой начал тонуть. Наши лошади прыгали с борта на борт, как марио по платформам. Лёд трещал, но держался. А враг — враг всё ещё сопротивлялся. Бились до последнего.
Я сломил копье. Волок подал другое. Я сломил и его. Затем сломил меч и, так и не найдя рядом Сперата с Крушителем, подхватил с пылающей палубу массивный топор на длинной ручке. Притороченный к седлу клевец показался мне не таким подходящим — у пиратов было мало доспехов и совсем не было лат.
Они сражались яростно. Умело. Но мы крушили их вместе с деревом их кораблей, одного, за другим. Медленно, но неотвратимо. Как буря. Как весна, что ломает лёд.
Мы успели — когда я услышал рог Сперата, трубящего отбой, я стоял на палубе захваченной шнеки. И лечил Коровиэля — эти гнусные твари умудрились пробить кольчужную попну на его боку и глубоко оцарапать бок. Волок с Гиреном и еще кем-то деловито осматривали трюм. Кто-то потрошил трупы.
— На берег! На берег! — надрывался Сперат. Рядом с ним реяло знамя Роннель.
Пришлось подчиниться. На брегу меня встретил наследник Вирак.
— Вермер пал, — сказал Сперат, когда я подошел. Я так удивился, что пропустил момент, когда вода Канала ожила за моей спиной.
— Ты ведёшь теперь копья Вирак, — тихо сказал я.
Он кивнул. Молодой, слишком молодой. Плащ в крови, щека рассечена, взгляд не по возрасту твёрдый. Щит за спиной выщерблен. Его лошадь дрожит. На поясе у него — меч отца. Я узнаю его по рукояти с тремя рубиновыми гвоздями.
— Достойная смерть, — сказал я. — И Вирак били первыми. Все это запомнят.
Он молча поклонился. Глубоко.
Я хотел было сказать что-то ещё — может быть, утешающее, может быть, ободряющее, — но передумал. У него уже было всё, что надо. Смерть отца, бой, испытание и клеймо командования. Он был уже другим.
— Забери тело, — сказал я. — Сегодня ночью зажжём для него костёр.
Мы снова в седле.
Шнеки горели позади — две дымили чёрным, одна пылала синим, как костёр на соли, четвёртая ушла под воду почти без звука, будто не корабль, а испуганная рыба. По множество раз перепаханной земле полей скакать было труднее чем по колдовскому льду. Этвиан только кивнул мне — без слов — и повёл своих рядом.
Впереди шел бой. Пехота в зеленом и красном сошлась с пиратами. Не ожидал, что Бертран окажется таким нетерпеливым. Впрочем, они все такие, пора привыкнуть. Там, где должен был быть склон, были только люди. А вокруг весенняя, влажная, взбитая копытами земля. Идалека, там где должны быть Лесан и Алнез, тянуло густым дымом.
Я опять ехал первым. Следом — Волок, Гирен, ещё десятки моих. Те, кто остался на ногах. Те, кто не побоялся замёрзшей воды. Те, кто теперь были не просто моими вассалами — а чем-то большим.