Уважаемые люди заметно напряглись, когда я стал рассматривать кулачковые валы, к которым были приспособлены длинные ряды прядильных и суконно-вальных станков. Однако, сдержанно попытались отвлечь — мягко уводя разговор в сторону, одновременно ловко поднеся подарок: искусно вышитый, впечатляющий по размеру кусок ткани. Таким можно было драпировать тронный зал.
Адель пришла от него в восторг. А я — от механизмов. Но своё восхищение проявил, глядя на ткань, а не на металл. Кто их знает, этих ткачей — если поймут, что я не просто тупой рубака, а человек, способный не только понять, что он видит, но и воспроизвести это… то подадут знак, и из-за стен ворвутся сотни их наёмников.
В гильдии оружейников я обнаружил ту же степень механизации — только там ряды водяных мельниц, выстроенных вдоль горных ручьёв, питавших судоходный канал Караэна, крутили механические молоты. Это позволяло оружейникам делать из хорошего сырья высококачественную сталь почти без вкраплений шлака. А потом, с помощью чуть иначе устроенных многокилограммовых молотов, выковывать сложные латные элементы доспехов.
Они это тоже старательно скрывали. Но я уже знал, куда смотреть.
По дороге обратно я пытался объяснить Адель — вот же твои десять тысяч прядильщиц! Но она, кажется, так и не поняла. И, совершенно точно, обиделась. Видимо, у неё уже была чёткая картинка будущего — волшебная прялка, которая ткёт за тысячу ткачих, и вот её подай, да на блюдечке. Про мельницы и передаточный механизм слушать не захотела — впервые фыркнула и отъехала в сторону. Первый скандал. Это меня расстроило.
Позже, когда мы оба остыли, мы по молчаливому согласию больше эту тему не поднимали. Не нашел я понимания ни с Адель, ни со Сператом, ни даже с Вокулой, которому я всё это вывалил. Никто не учуял перспектив. Однако Вокула умел слушать. Я поделился с ним тем, как, по моему мнению, эти устройства могут перевернуть мир.
Солнечный цветок, что Адель нашла в Клоаке под Таэном, теперь жил в подвале. Потому что рос он только в темноте, что логично. Вокула использовал его буквально как рабочую лампу — цветок слегка пожух, опустил соцветие, и теперь светил как настольная лампа прямо на его бумаги. Я ещё настоял, чтобы он сменил мебель — на самом деле отдал ему плоды своих не самых удачных попыток выбить у плотников кресло и письменный стол с ящиками. То, что они сделали, было не тем, что я хотел. Но вовсе не плохим. И достойным герцога Караэна. Теперь Вокула сидел за массивным, пафосным столом, и смотрел на меня внимательными глазами, на лице, загорелом от светоцветка, жутко смахивая на НКВДшника из постперестроечного фильма. Ещё этот подвал… Я утратил запал и замолчал.
Он тоже немного помолчал, потёр подбородок, а потом заговорил в своей обычной манере — сдержанной, неторопливо рассудительной, как человек, привыкший взвешивать слова.
— Милорд, — сказал он. — Всё, что вы говорите, возможно. Но всё это возможно только в Караэне.
Он подождал, пока один из младших писарей подал мне засахаренные персики и вино. Я знал эту уловку — человек добрее к тому, кто его угощает вкусным. Не стал отказываться, чувствуя себя как хирург, которому сунули коньяк и шоколадку. То есть, в своем заслуженном праве.
— Только здесь, — продолжил он, — сошлись вместе три вещи: множество ртов, множество рук и множество кошелей. Только здесь достаточно людей, чтобы было кого одевать, и достаточно купцов, чтобы было кому продавать. В любой другой долине человек ткал бы ровно столько, сколько нужно его семье. А железа на пару молотов, серпы и косы, можно бы было купить раз. А потом лишь плавить из болотной руды по надобности.
Я кивнул. Манера речи — с одной стороны велеречивая, с другой сдержанная. И в словах была недосказанность. Вокула намекнул на важную вещь: сырьё и для ткачей, и для оружейников везут в Караэн издалека. Железо — слитками через Большой Забер из Железной Империи. Какая-то часть — от Долгобородов, но далеко не вся. Шерсть для ткачей приходит аж из Королевства Фрей. Разве что пивовары работают на местном. И то, насколько я знаю, рожь им везут неделями. То есть такое производство просто невозможно на местных ресурсах.
Вокула продолжил:
— А если даже появлялся бы искусный кузнец, умеющий ковать кольчуги или вытачивать латы, он служил бы при Великой Семье. Его берегли бы, как садовую розу: для своих нужд, под замком, без права торговли. В других землях искусство существует ради личного великолепия. В Караэне — ради оборота.