— Однако я теперь понимаю, что может вас заинтересовать, мой сеньор. Вы, конечно же, помните, что во время Тёмного дня дали Университету указание создать летающую машину? Так вот, они не оставили этих попыток. Я это знаю, потому что Университет оплатил постоянное присутствие четырёх лекарей. Лечат, в основном, переломы. Падают с неба. Хе-хе… Простите. Говорят, это забавно. Возможно, вам будет интересно посмотреть…
— Вы правы, сеньор Вокула, — кивнул я. — Мне любопытно.
До ужина ещё было время, так что я наскоро собрался — накинул кольчугу поверх поддоспешника — и отправился в Университет налегке. Почти один. Кроме меня, Сперата, Вокулы, двух щитоносцев-телохранителей и трёх слуг, было ещё человек десять — кто оказался поблизости.
Дукат, пронырливый гадёныш, догнал нас уже у Старого города и тут же начал натужно шутить, пытаясь что-нибудь из меня выудить. Он это делал весь последний месяц. То ли проигрался, то ли влез в долги. Я уже хорошо видел такое в людях. Я его игнорировал. Поэтому он переключился на Сперата.
Это было даже кстати — Сперат последнее время чот приуныл. Пусть хоть Дукат развлекает его разговорами. Вытаскивать Гвену он пока не просил, и я не поднимал этот вопрос. Моя внутренняя чуйка требовала не лезть — кто его знает, что там у них в аду сейчас творится. Может, нажрались и спят. А может нет. У меня вообще было странное ощущение, что Гвена и сама о себе даст знать. А может, просто мне нужно было переосмыслить свое отношение к этому милому зверьку.
Во внутреннем дворе Университета меня ждал сюрприз. Как и всё, к чему приложил руку караэнский учёный, он был одновременно поразительным, нелепым и потенциально смертельно опасным.
На специально укреплённой площадке из грубо подогнанных кривых досок стоял объект, который мои сопровождающие из университетских лекторов поспешно нарекли «воздушной повозкой». По сути — огромная деревянная бочка, обвитая ремнями, с приделанными по бокам лопастями, напоминавшими крылья. К крыльям вели ременные передачи от хитрого агрегата, который судя по колесу с рукоятями приводился в движение мускульной силой. Всё это держалось на помосте, куда вели две массивные лестницы, и было снабжено то ли хвостом, то ли рулём. На боку виднелась грубо выцарапанная надпись: «Ночной горшок лектора Фро». Студенты, они везде одинаковые. Надпись пытались закрасить местной хреновенькой краской, но она все равно отчетливо из под краски проступала. Ниже, уже, краской, стояла размашистая надпись «Третий». Вокруг суетились студиозы и лектора, с пыльными тетрадями и свитками, машущие друг другу и разве что не избивающие друг друга своими «расчётами», или что у них там на пергаменте. Один старик в зелёной мантии с пришитыми к локтям мешочками от зерна подскочил ко мне, крайне грубо мне сунул под нос модельку птицы.
Прежде чем спохватившийся Сперат и мои щитоносцы довольно грубо отшвырнули его прочь, он успел крикнуть:
— Размер! Главное размер! Размер имеет значение!
Я поднял с камней мостовой выровненную им фигурку. Это была деревянная пустотелая птица со слишком короткими крыльями. Судя по фигуркам людей внутри пустотелого «тела», размером с автобус. Я аккуратно положил фигурку на подоконник, заваленный бумагами.
— Сперат, не надо, — едва успел скомандовать я, когда заметил как Сперат заносит руку для удара по прорвавшемуся ко мне прожектеру.
Эта небольшая демонстрация необходимой степени уважения волшебным образом привела внутренний дворик университета в порядок. Меня со всем почтением провели к ректору Бруно. Грозно топающую и лязгающую доспехами свиту я оставил за дверью его кабинета.
Кабинет оказался всё тем же. Большой дубовый стол, книжные шкафы, балки под потолком — «средневековый лофт», как я в первый раз про себя это назвал. Даже кресло, в котором обычно восседал Фро, по-прежнему стояло у камина. Я вспомнил прошлого ректора — в шелковой ночной рубашке, расшитой шестиконечными звёздами, с колпаком и накинутым меховым плащом. Сонный, растерянный, но безукоризненно вежливый. Немного стыдно стало, как будто я увидел кого-то в пижаме и понял, что он больше не вернётся.
Теперь всё было иначе. Стол завален макетами, чертежами, инструментами, крошками от сушёного мяса, пустыми кружками. Воздух пах металлом, клеем, потом и сырой бумагой. В углу стоял Каас — в своём неизменном кожаном переднике, поверх прожжённого и засаленного камзола. Он держал в руках странную конструкцию с пружинами и колёсиками, и щурился, что-то прикидывая про себя.