— Ладно, не буду вам мешать, — я встал. — Последний вопрос. Насколько усиливают таланты ваши устройства?
— Не намного. Но они позволяют экономить силы.
— Не намного? — я сел обратно. — Есть ли среди ваших студиозов талантливые к огню?
— Да вот, хотя бы он, — махнул рукой в сторону сдавалы Бруно.
— Какой силы ты можешь призвать огонь?
Тот надменно ухмыльнулся — и сотворил крохотную огненную пчелу.
— В камин! — заорал Фарид. — Направь её в камин, дурак!
Пчела метнулась по комнате, уже теряя форму — было очевидно, что студиоз потерял над ней контроль. Немного стыдно признавать, но Фарид среагировал быстрее меня. Зато моя реакция была куда более решительной.
Я выхватил меч и рассёк огненного конструкта в воздухе. Пчела взорвалась вспышкой — меня обдало жаром, и волосы на висках зашипели. Запахло палёной курицей. Хуже того — загорелись листки и хлам на столе.
Фарид протянул руку, и в мою сторону пошла волна холодного, мелкого снега, гасившего огонь. Не успел он осесть, как Фарид сжал кулак — и снег обратился в водяную взвесь. Пока писцы, сам Фарид и Каас спасали бумаги, стряхивая с них влагу, Бруно отчитывал неудачливого огневика. А его охранники тем временем придержали виновника, чтобы тот не сбежал, и пару раз сунули кулаком в живот — без особого фанатизма, но доходчиво.
Благодаря Фариду и его таланту, всё оказалось не так уж и плохо. Большинство важных свитков были написаны на пергаменте — а это кожа, она стойкая. Да и черновики на столе всё равно утратили актуальность. Не считая того, что я слегка промок и потерял большую часть бровей, урон был минимален.
Наконец, огневик удостоился торжественного леща от Сперата — тот, видно, сдерживался, видя, что меня происходящее скорее забавляет. Затем студиоза поставили перед открытым окном. Он вытянул руку, сложил пальцы в жест, будто держал пистолет, и «выстрелил» огнём. Впечатляло слабо — сантиметров тридцать огня, не больше. В детстве я такое же показывал, правда, с зажигалкой и баллончиком освежителя воздуха.
— Сперат, достань щит. Тот, что даёт огонь, — распорядился я.
Со щитом огневик выдал уже настоящую струю гудящего пламени — метров на пять. Это, конечно, и близко не дотягивало до уровня отца Магна или Гонората, но выглядело внушительно. Мне бы такую штуку лет десять назад — многое пошло бы проще.
— Нет… Настолько сильного увеличения у нас и близко не было, — сухо констатировал Каас.
Студиоз-сдавала сам пришёл в такое изумление, что даже попытался не отдать щит обратно Сперату, когда тот его потянул. За это получил ещё один лещ — уже с чувством — и растянулся на полу. Никто особенно не обратил на это внимания.
— Позвольте, — сказал Каас, выдернул щит у Сперата и тут же углубился в дело. Сперат растерянно взглянул на меня, но я только покачал головой.
Каас тем временем, ловко орудуя инструментами из многочисленных кармашков своего передника, быстро вскрыл щит, снял заднюю крышку — и обнаружил знакомые мне пластинки, заполнявшие внутреннее пространство. Распиленный демонический рог. Но взгляд Кааса остановился не на них.
— О, я слышал об этом сплаве! — воскликнул он с азартом. — Выдающееся достижение Ар’Зумель Химуса, прозванного Медным Безумцем…
Он потряс перед собой деталю щита, и аж раскраснелся от восторга:
— Смотрите! Видите эту пластину? Таким образом, когда человек с талантом держит щит за ручку, он касается сразу всех… эм…
— Кстати, — вмешался я. — А почему вы не используете этот материал? Ведь он явно усиливает магию.
Каас посмотрел на меня как на несмышлёныша и на миг замешкался с ответом. Бруно перехватил разговор, вполне резонно опасаясь, что Каас может что-то не то ляпнуть.
— Видите ли, сеньор Магн… Этот материал весьма редок.
— Дорог? — понимающе кивнул я Бруно.
— Да… И нет. Именно редок и труднодоступен. Увы, он настолько редок, что мы просто не имеем такой возможности…
Я невольно вскинул бровь. Редок, говоришь? Да у меня два мешка таких. Ну, сундучка. Но штук на пятьдесят таких щитов точно хватит.
Хотя… Это как с ламборджини. Машина редкая, у большинства нет, но у некоторых — коллекция. Некоторые законы природы в наших с Бруно мирах одинаковы: золото липнет к золоту, богатые становятся богаче.
— Хорошо. Оставьте себе, — я кивнул на разобранный щит. — Попробуйте приспособить это к делу. Сделайте сначала несколько уменьшенных копий, чтобы проверить теорию, прежде чем испытывать на людях. И покажите мне.
— Зачем? — спросил Фарид.
Он не говорил резко. Напротив, произнёс это вкрадчиво, с мягкой, тягучей интонацией, в которой чувствовались ветры дальних рынков, ароматы чужих пряностей и родословная, уходящая в хитрые сказки за-морем.