Хорошо, что я отошёл подальше от него — неприятное соседство. Быстро закрыл флакон, спрятал его. Меня это обескуражило.
Чем глубже я погружался в местную магию, тем сильнее убеждался — в ней нет настоящих правил. Или, по крайней мере, я их не понимал. Алхимия особенно ясно это демонстрировала. В отличие от врождённого дара магии у аристократов, алхимики будто бы волей изменяли саму суть материи. И философская ртуть — серебристая, плотная, как масло, жидкость — была их краеугольным камнем. Я считал, что это концентрированная магия, чистая мана, созданная вручную.
Месяцы упрямой работы над каплей. А Каас Старонот, великий алхимик, варил её ведрами. Или, может, я преувеличивал. Хотя… может и нет. В делах ему помогало всё, что хоть как-то связано с магией — от сердец нежити до кишок тварей из Гибельных земель. Но алхимия — не химия. Однажды Каас похвастался, что улучшил «формулу», заменил «капли пота первородного быка» на «пол унции гнева». Я спрашивал Бруно, что это значит. Он ответил: гнев можно выразить через кровь, цветы, пепел с поля битвы. Всё символично, всё ритуал.
В этом и была суть: каждый алхимик из Университета создавал уникальные, неповторимые вещи. Сейчас, например, они мазали крылья новой версии «Горшка» раствором на основе ртути, чтобы обеспечить подъёмную силу. А направления задавали, рисуя на них особые знаки. Просто чернила, но с ритуалом. В Цветочном городе, говорили, всё проще — там писали «лети» магическими чернилами, и это работало. Как-то.
Но везде была философская ртуть. А значит, это не просто магия. Это мана. Чистая. Лилия утверждала, что Красный Волок жрет магию и из артефактов. И уже давно на голодном пайке… Видимо, все же, он не всеядный.
— Надо было взять с собой сердце нежити… — пробормотал я. И тут меня осенило.
Я снял наруч, вспорол подкладку Когтем и достал оттуда тонкие пилёные пластинки демонических рогов. Отступил, выкопал ямку в песке и опустил туда один кусочек размером с ноготь. На пробу.
— Дааа… — протянул узник. — Это плата хороша.
Я и сам видел, как по песку прошла бордовая волна, как он зашевелился, затрепетал.
Я прищурился. Не спешил.
— Что ты можешь дать? — спросил я. Время торговаться.
Ответ был… странный. Длинная тирада. Голос будто сломанный магнитофон: хрип, треск, чужеродные звуки. Потом он затих, обмяк — и начал уходить в песок.
Я бросился вперёд, коснулся его шеи. Мертв.
— Я смог разобрать почти всё. И запомнить, — к моему облегчению, сказал Сперат. Вот что значит музыкальный слух.
— Он предлагал рабочих, — уточнил я. — Они едят, их надо кормить. Но понимают команды голосом. А потом?
— Если будет достаточно еды и магии, он даст ещё кое-что. Обещал сто, но пока у него только семь. За остальными прийти через год. Еды надо много. Лучше мясо. Но можно и растения. Только он считал это в объёмах — я не понял, сколько.
— И просил разговаривать чаще, — кивнул я. — Ему скучно. А говорил он — с трудом. Почему бы ему не сделать постоянное ухо?
Я раздражённо посмотрел, как тело медленно втягивало песок. Очень много возни для приятельских бесед.
— Про рабочих: он сказал, когда их выдаст?
— Нет, — покачал головой Сперат. — Но просил вернуть одного через год.
Видимо, снять «показания». Я передал Сперату наруч с прорванной подкладкой. Сперат бережно завернул его в ткань и спрятал под кольчугу. Ни один кусочек демонического рога не должен был упасть на песок. Больше — ни один. Хотя, может такая щедрость от Красного Волока, это аванс. Как ни крути, это у него единственный шанс выбраться. Хоть какой-то.
Мы промаялись на красном песке не меньше часа. В конце концов проголодались и вернулись в лагерь. До вечера ничто со стороны Красного Волока так и не пришло. Мы поужинали, выставили посты охраны и легли спать после обязательной рифмованной легенды от Сперата.
Сегодня он пел о Тельтау. О том, как рыцарь по имени Сир Белоран из Камнелесья проник глубоко внутрь леса, сражаясь с великанами, сплетёнными из ветвей, и ожившими тенями. Прорубился сквозь плотные ядовитые кусты, нашёл королеву эльфов — и изнасиловал её. А потом прыгнул в реку Во и уплыл на другой берег, избежав погони.
Против обыкновения, на этот раз во время песни никто не замер, наслаждаясь голосом Сперата. Вместо этого начались бурные возмущения — мол, река Во слишком широка. Я сам видел — километра полтора, не меньше. Её не переплыть в доспехах. Кто-то предположил, что в песне рыцарь должен был быть хотя бы в шлеме. Мог ли он оставить такую дорогую вещь?