Мне хотелось тишины. Не для размышлений — от них толку мало. Для паузы. Когда слова, решения и взгляды отступают. Когда остаются только холод в пальцах, туман над дорогой и звук копыт. Да, пожалуй, неплохо будет съездить. Развеяться.
Сперат с гордостью держал копьё с моим баннером — длинным и узким, как хвост дракона. На тончайшем белом шёлке извивался красный змей. Иллюзия — без всякой магии. Просто мастерство. Подарок гильдии ткачей.
Ткачи не устают меня задабривать. Это им мало помогло — Серебряная палата, не без моей подсказки, наложила на них обязательство поставить в арсенал тысячу стёганых тканевых броней. Представители гильдии на собрании натурально рвали на себе волосы и клялись, что это невозможно. Золотая палата сократила это число вдвое. Ткачи решили, что взятки обойдутся дешевле, чем пятьсот ватников. Им виднее. Я не стал вмешиваться.
Гильдия оружейников должна до конца года выдать сто кольчуг, пятьсот шлемов, тысячу щитов и тысячу копий. Эти не спорили.
Тракт, ведущий к Большому Заберу, был непривычно пуст. Мало даже пеших путников и крестьянских телег. Из-за беспорядков от долгобородов и горных кланов люди старались идти южнее. Дороги там хуже и длиннее, но спокойнее.
Первым делом я отправился к Эскеру Дар. Фанго говорил, что Эскер собирает и вооружает людей, и видел в этом угрозу. Мне хотелось поговорить с ним лично, прежде чем решать, что делать. В конце концов, именно Эскер когда-то пленил Гонората. А значит, избавил меня от многих проблем.
Я ему должен.
Местность вокруг замка сильно изменилась. Точнее, осталась прежней — ни тебе сплошного выжженного пятна, как вокруг Костяного Города, ни следов пожаров и грабежа, как после наёмников Гонората. Наоборот — тут даже добавилось.
Беженцы.
Целый лагерь. Он мог бы напоминать военный стан, если бы было побольше палаток. Но это был именно лагерь беженцев, растянувшийся вокруг замка Дар — по ближайшим полям, оврагам и даже по улицам, заполнившимся серыми навесами, телегами, скотом и людьми.
Куски холста, обрывки парусины, покрывала, куски шатров, насаженные на жерди и привязанные к деревьям. Костры — привычно маленькие и редкие. Видно, жгут сухой навоз. Дым лёгкий, почти прозрачный. Пахнет кашей, копчёной кожей и деревенским сортиром.
Люди в лагере заметили меня издалека. Но никто не подошёл. Не собралась толпа зевак, как это бывало в Контадо Караэна. Никто не крикнул «Сеньор!» или «Да здравствует!». Они просто остались там, где были. Смотрели, как я еду мимо, по единственной оставшейся «улице» — шириной с повозку. Так смотрят на тех, кто может всё исправить — но не спешит. Кто ест, когда другие голодают. Кто живёт, когда другие выживают.
Женщина с суровым лицом, державшая на руках спящего ребёнка, бросила на меня взгляд такой ярости, что моя рука сама легла на рукоять меча.
Мальчишка лет десяти отчаянно грыз кусок сушёного мяса, не отрывая от меня глаз. Он грыз с такой яростью, будто собирался его убить. Мясо держалось. Похоже, из этого куска можно было бы сшить сапоги. Или броню.
Ближе к воротам стояли глашатаи и самозваные старосты. Один из них подошёл ко мне. Не поклонился.
— Вы сеньор Магн Итвис из Караэна? — спросил он.
Я кивнул.
— Тогда скажите: что будет?
— С чем?
— С нами.
Я не ответил. Как же я отвык, чтобы от меня требовали ответа.
Во мне поднималась жаркая ярость.
Он понял, что говорит неподобающим образом. А в данном конкретном случае «неподобающий» — это такое поведение, после которого начинается игра «поймай рожей удар Крушителем». Не сказать, чтобы удар мечом в разговоре вместо точки был в долине Караэна нормой — но вероятность этого никогда не была равна нулю. Сейчас он эту вероятность — буквально тремя фразами — догнал почти до ста процентов.
Он понял. Я видел по глазам. Понял — но не ушёл.
— Здесь сидят дети. Старики. У нас нет даже соли. Нет лекарей. Нет вестей. Но у нас есть память. Мы знаем, кто пустил Ужас в наши земли. Кто подговорил долгобородов напасть на Долину.
Он шагнул ближе.
— И если вы приехали не с мечом, не с хлебом, а с пустыми руками — то будьте добры хотя бы с честью это признать.
Вот же подорожник берега потерявший.
Он не кричал. Не угрожал. Говорил спокойно. От этого только хуже. Лучше бы возмущался.
Я смотрел на его потрескавшиеся губы, на отросшую щетину, на изнеможение во всём теле — и вдруг увидел в нём армию.
Пока ещё без доспехов. Но уже готовую.
— Ты знаешь, кто наш враг? — наконец спросил я.
— Все, на кого вы укажете.
Какой хороший ответ.
В замке Дар нас уже ждали. Не было ни охоты. Ни пира. Ни встречи с союзниками.