— Я дам тебе дважды по сто. Может, больше. Люди, за которых я ручаюсь. За плату, как положено. Они пойдут сражаться за тебя, как мы сражались у Ченти. Но только ты получишь нас, а не кто-то другой. Только ты. Только ты сможешь сказать, что долгобороды идут с тобой. Это цена.
Я кивнул.
— Я согласен.
— Ты согласен — на цену за отряд. А я говорю о другом, — он склонился ко мне ближе. — Ты хочешь, чтобы мы были частью победы. Тогда дай нам стать частью того, что будет после.
— Говори прямо.
— Союз. С Караэном. Не с Итвисом, с Караэном. Официальный. Договорённость. Вписанные права. Место в Золотой палате — хотя бы одно. Наш голос.
Я замер. Он только что потребовал невозможного.
— Они не примут вас.
— Они примут, если ты скажешь, что иначе проиграют.
— Они и не воюют. Это я…
— Смотри, Магн. Я торгуюсь, — Ан откинулся на спинку. — Прямо как ты учил. Мы не наёмники, Магн. Мы клан. Народ. Мы не хотим ещё раз быть нужными только в войну, а потом — «спасибо, бородачи, возвращайтесь в свои скалы». Мы хотим стать частью этого мира. И я думаю, ты — тот, кто может нам это дать.
Я молчал. Переговоры внезапно пошли не по плану. Я предполагал напугать их возможной изнурительной войной, а потом пообещать Орлиное Гнездо. Это был бы ловкий ход. Сложившийся среди Великих Семей контадо Караэна баланс не предусматривал ещё одного крупного замка в чьих-либо новых руках. У Великих Семей было десятки малых замков и сотни владений. На каких-то сидели вассалы, на каких-то — арендаторы. Какие-то были скорее мануфактурными пунктами. Но большой замок, такой как Орлиное Гнездо, — он менял расклад. Просто самой силой вещей все земли вокруг со временем становятся собственностью владельца замка. С одним таким замком аристократический род ещё не становился Великой Семьёй. Вот семья Дар — владела мощным замком. Но без множества владений не могла тягаться с Великими. Два замка были только у Итвис. Но Бурелом стоял на другом конце Долины. И всё же, даже этого хватило, чтобы мы со временем подмяли под себя весь город.
Я аккуратно побеседовал при случае с главами Великих Семей, и все сошлись: если долгобороды успокоятся на одном большом замке — можно закрыть глаза.
Забавно. Почти неприступную крепость я был готов уступить. А вот стул в тёмной и довольно угрюмой комнате — нет.
— Я не могу вам пообещать место в Золотой Палате. Пойми: это не городской совет. В Серебряную Палату люди выбирают тех, кого знают. Каждый, кто набрал сто голосов из имен вписанных в книгу, получает право говорить от них. Потому их там уже девяносто, не влезают. В Золотой Палате те же правила, но туда вписаны только семьсот человек — те, кто сражался верхом в самые чёрные дни Караэна. Это благородные. Их слово не всегда веское, но родства и связи — с Великими Семьями. Я могу вписать ваши имена в Серебряную Книгу. Может, даже в Золотую. Но вы не попадёте в Палату. Вас туда не допустят. Вы не наберёте столько голосов…
Ан снова меня перебил.
— Тогда мы попросим Караэн сами.
— Тогда вам откажут, — резко сказал я. — Требуй то, что я могу дать, а не светило в корзине! Я могу дать мир. Этого мало?
Ан помолчал. Он отвечал мне, но смотрел не на меня. Его глаза скользили к троим потертым долгобородам за соседним столом.
— Вы слышали, — спокойно сказал он. — Он предлагает не просто союз. Он предлагает дверь.
— Дверь в лаву, — отозвался первый, тот, что с лицом как известняк. — Как забой без крепей. Лезешь, думаешь — проскочу. А потом лавина. Люди — мягкие породы. Речь у них течёт. Слово сегодня — не то же, что слово завтра.
— Веками мы держали своды, сложенные из правил, как арка над вратами, — глухо поддержал второй. — А он предлагает крышу из веток. «Скажи — и будет». Что это за клятва, если нет печати, нет рельефа, нет знака старшего молотобоя?
— А я скажу больше, — прохрипел третий, голосом как у жернова. — У людей слово живёт до конца пира. Пока пиво холодное и мясо тёплое. Потом — вспоминают по-другому. Я видел. Работал с ними. Один год — мир, второй — война. Один раз мы «друзья», другой — «бородачам нельзя в город». Где тут порода? Где структура?
Ан молчал. Слушал, будто ждал, пока все три молота ударят по камню — и трещина покажет, куда копать.
— Всё так, — наконец сказал он. — Но если не идти — не будет туннеля. Если не рисковать — руду не добудешь. Мы можем получить долю в кузне, а не только таскать руду. Нам нужен выход в долину. А не крохоборство по обочинам путей.
— Тогда пусть кладёт камень, — сказал первый. — Пусть подпишет. Пусть врежет в бронзу. Вольный союз с караэнцами. Но на условиях, не выдолбленных в воздухе.