Я приподнялся:
— Хотите — гильдию? Назовите меня старшим распорядителем. Хотите — герб Караэна с бородой. Хотите — я поклянусь на алтаре своих предков. Хотите — впишу всех, кто придёт сражаться, в Серебряную книгу, и они изберут своих представителей. Но я не приведу вас в Золотую Палату. Всё, кроме невозможного. Но скажите сейчас.
Старики переглянулись. Один сжал кулак, пробурчал:
— Лучше железо в руке, чем слово в ушах. Но если у нас будет железо — я согласен.
— Тогда куй, пока жарко, — сказал второй. — Но пусть выдолбит. Чтоб камень потом не отрёкся.
Ан прорычал:
— Веду я. Но совет слышу.
Я посидел ещё немного. Руку мне не пожали. Внятно не пообещали ничего, кроме пары сотен людей. Я мысленно прокрутил в голове обещанное мной. Вроде бы ничего лишнего не сказал.
И тут от соседнего стола встал долгобород. В рабочей одежде. Добротной, но потёртой. Он шагнул к нам:
— А часто ли бывает, что человек приходит в Великий Холл — и идёт, минуя стражу?
Мне не понравился его тон. В зале повисла тишина. Даже седобородые воины замолчали.
— Уж не хочешь ли ты сказать, что этот человек⁈ — Ан встал. Его лицо потемнело. Не фигурально — буквально. Та кожа лица, что была видна вне бороды потемнела, и в его глазах сверкнуло то, что у других зовут яростью, а у долгобородов — готовностью действовать.
Но потертый не смотрел на него. Он смотрел на меня.
— Зачем ты пришёл?
Глупый вопрос. Я уже полчаса объясняю. Но я встал, медленно натягивая латную рукавицу. И ответил:
— Сказать, чтобы вы не притесняли людей. Не сгоняли с мест. Не отнимали дома. Не давали их грабить. Не убивали за попытку поставить мельницу. Чтобы горцы, живущие рядом с вами, не крали и не насиловали, прикрываясь вашим именем.
— Ты говоришь глупости, — зарычал Ан. — Мы и так не берём податей! Мы живём рядом с людьми, а не над ними. Как такие как ты, что сели на коней и теперь решили что выше ростом таких же как вы! Мы изгоняем только тех, кто отказывается от мира! Мы готовы платить за их кожу, мясо, ткань — железом и орудиями! Мы следим за горцами! А мельницы мы построим сами. Вы, люди, ничего не умеете…
— Так расскажите им об этом! — рявкнул я и грохнул рукавицей по столу. Удар был глухой, но сильный. Седобородые воины задвигались, потянулись к шлемам. По спине как будто холодным ветром после бани прошлись. Я запоздало испугался. Захотелось извиниться и больше не перебивать. Но продолжать хотелось ещё больше. — Объясните им! Напишите! Наймите глашатаев, пусть читают вслух! Пусть люди знают, что можно, а что нельзя! Пусть поймут, что вы не хозяева, а соседи! Что вы будете защищать, а не карать! Что платите — а не отнимаете!
Я сделал паузу и добавил:
— Лучше всего — освободите их от податей на три года. А потом просто… продлите.
Я задохнулся. Из меня будто выскочило что-то давно сдерживаемое. Я словно заново понял, где нахожусь. И поразился этому.
— Он всё сказал, — произнёс один из долгобородов без доспехов, сидевший за соседним столом.
— Теперь ему пора уйти, — ответил второй.
— Я знаю, — сказал третий. — Кого предложу я.
Иногда я не улавливал скрытого смысла. Всё же моё знание их языка не было совершенным. Ан посмотрел на меня.
— Мы сделаем, как ты сказал. Две сотни хирдменов. И ты дашь то, что обещал. Если попросим возможное — ты дашь. Но помни: мы помним. Даже когда люди забывают. А теперь иди.
Я не торопясь начал одевать латные перчатки. Слуги, что накрывали на столы и убирали с них, мне не помогали. Да и не положено в этом доме, где каждый должен знать, что носит на себе и зачем. Мы так и не договорились о цене за воинов. Спросить? Не стоит. Напишу письмо. Ан, как оказалось, их любит. Что-то нервный он сегодня. Я направился к выходу, откуда пришёл.
Через десять шагов я всё же обернулся:
— Почему вам просто не купить себе землю, если она вам так нужна? — и обвёл рукой Великий Холл. И стены. И свет, льющийся с потолка. И серебряные статуи в три долгобородских роста. — У вас же есть всё.
Ан смотрел на меня, как будто впервые за долгое время увидел человека, а не должника, союзника или врага.
— Продай мне Караэн, — сказал он.
— Я не могу, — ответил я. — Он не мой.
Ан усмехнулся. Грустно. Прямо как обычный человек.
— Как и я, — ответил он. Опять непонятно. То ли себе. То ли мне. То ли всем, кто был в зале.
Я постоял немного. Но он больше не сказал ни слова.
Я не спеша пошёл к выходу, слушая разговоры за спиной. Хотел подслушать, хотя бы краем уха зацепить, о чём они будут говорить. Увы. Как только я отошёл, они перешли на жестовый язык. Но потом Ан начал говорить громким голосом. Видимо, чтобы слышали все. Рассказывал, что когда Инсубры пришли сюда, то нашли пещеры, которые проточила вода с ледников на горе. И они усмирили эту реку, и теперь она даже крутит их колёса.