Но желание выйти в свет подавило в нем неприязненное чувство. И когда Петр Федорович взял его под руку и повел в павильон, он сразу же почувствовал себя счастливым и веселым.
Петр Федорович большими шагами подошел к столу и прикурил трубку, набитую крепким кнастером. Комната быстро наполнилась густым табачным дымом.
Наследник поднес трубку и Демидову. Хотя Никита Акинфиевич и не курил, однако послушно принял ее и, поперхнувшись, стал пускать синие кольца.
Павильон постепенно наполнился приближенными. Гремя стульями, все уселись за стол и занялись карточной игрой.
Великий князь ставил один золотой за другим и проигрывал. Он хмурился.
Дым все гуще и гуще заволакивал комнату. Слуги приготовили пунш, и кругом заходила чаша. Петр Федорович, не брезгая, пил со всеми из одной чаши.
Гомон и шум становились сильнее, - хмель окончательно овладел собутыльниками цесаревича. Великий князь сидел, широко раскинув огромные ноги в ботфортах, его осоловелые глаза смыкались, голова клонилась на грудь.
За окнами погасал серенький день. Никита тихонько выбрался из павильона и побрел по аллее. Под ногами похрустывал мягкий снежок, со взморья задувала моряна, шумела в обнаженных липах; темными призраками они сторожили тропку. От проклятого вонючего кнастера было горько во рту, кружилась голова. Демидов полной грудью вдыхал свежий воздух. Вдали, в конце аллеи, серой колеблющейся пеленой мелькнуло незамерзшее море. В лиловые тучи медленно погружалось солнце...
Когда Демидов вернулся в павильон, в густом дыму тускло горели свечи в канделябрах. Петр Федорович был совершенно пьян, неуклюже размахивал длинными руками и кричал:
- Король Фридрих велики зольдат!..
Завидя Никиту, он поманил его к себе:
- Демидоф, мой друг, я люблю тебя! Ты богатый купец...
Никита Акинфиевич почтительно поклонился:
- Премного благодарен, ваше высочество.
Он подошел к нему, но великий князь, опираясь о стол, поднялся и, шатаясь, пошел к дивану. Никита подсел рядом.
- Демидоф! - выкрикнул Петр Федорович, икнув.
Никита угодливо склонился к наследнику.
- Ты богат? Дашь денег? - настойчиво сказал Петр Федорович и дохнул винным перегаром в лицо Демидова.
- Будут деньги, ваше высочество. Завтра же доставлю сюда! - твердо посулил Никита.
- Тес... Только никому... Молшок! - прошептал пьяно великий князь.
- Убей бог, никому! - искренне пообещал заводчик.
Бережно обнимая наследника за талию, Демидов уложил его на диван.
Погасли последние лиловые отблески заката. В аллеях сгустилась тьма. Сквозь чащу доносился отдаленный рокот моря. Петр Федорович ворочался и что-то бормотал во сне...
Демидов сидел подле и думал:
"Как же насолить братцу Прокопке? Ужо погоди, через великого князя подкопаюсь под тебя!"
Но подкопаться все-таки не довелось. Спустя несколько дней Никита добыл из кладовых отцовское золото, драгоценные камни и отвез их великому князю. Петр Федорович был в восторге. Он зазвал Демидова в кабинет и возложил на него красную анненскую ленту.
Тяжело сопя, он прищурился, любуясь сановитым видом Никиты Акинфиевича с лентой через плечо.
- О, чудесна кавалер из тебя получился! - воскликнул наследник.
Демидов с жаром облобызал его руки.
- Век не забуду, ваше высочество, столь высокой награды! - благодарно сказал он.
- Но ты, Демидоф, возложишь ее, когда тетушка-цариц не будет... Я, Петр Федорович, буду император! - Он выпятил грудь и важно надулся; бессмысленные глаза его подернулись серой пеленой.
И опять в Никите стали бороться два чувства: хотелось - ох, как хотелось, - пролезть в знать, и в то же время долговязый принц-немец внушал отвращение. "Неужто в такие руки попадет наше обширное и славное царство?" - сокрушенно подумал он и еще больше приуныл от мысли: "Хороша награда, коли носить ее нельзя!.."
Поздно ночью возвратился Никита Демидов из Петергофа и очень удивился, когда в одной из дальних комнат увидел яркий свет. Он вопросительно посмотрел на дворецкого.
- Ваш братец Григорий Акинфиевич изволили прибыть в столицу и теперь поджидают вас!
Тяжелыми шагами Никита прошел вперед и распахнул дверь. Под окном в кресле в глубоком раздумье сидел средний брат.
- Ты что тут? - недовольно спросил его Никита.
Григорий поднялся и пошел навстречу брату. Они облобызались.
- Прибыл по делу о наследстве, - сказал он. - Вызван сенатом для опроса!
- Ты что ж, заодно с Прокофием? - спросил брат.
- Что ты, Никитушка! - обиделся Григорий. - Сам по себе. Боюсь, оба вы горячие и неприятностей наговорите друг другу.
Он выглядел простовато. Лицо было добродушно, бесхитростно; Никита успокоился.
- Послушай, братец! - тихо заговорил Григорий. - Нельзя ли по-хорошему разобраться? Судьи да сутяги разорят нас! И мне ведь пить-есть надо. Ты не обижайся, Не хочу я свар, давай мириться!
- С тобой - готов! - повеселев, сказал младший брат. - А с Прокофием ни за что! Бесноват! Хитер! Лукав! Небось уж по Санкт-Петербургу наследил!
- А ты смирись, не разжигай себя, - посоветовал Григорий.
- Ты вот что мне лучше скажи, когда в сенат идешь?
- Это, братец, когда вызовут, - спокойно отозвался прибывший.
- Ох, милый ты мой, тогда жди с моря погоды! - насмешливо сказал Никита. - Действовать надо. Давай напишем просьбу на старшего!
Григорий отрицательно покачал головой.
- Ни на тебя, ни на него писать не стану! - твердо сказал он. - По чести, без свары будем делить имущество батюшки!
Никита прищурил глаза, подозрительно взглянул на брата и подумал: "Что он, дурачок, недоумок или лукавит?"
Григорий уселся в кресло и, показывая брату на обстановку, сказал с восхищением: