«Яблоко от яблони недалеко падает», – невесело усмехнулся Эд про себя.
– Думаю, что осталось, – согласился с сыном Петр Андреевич. – Дед в отличие от нас ерундой не маялся. Книжки всякие писал, картины да рукописи собирал… Да имущество свое приумножал. У родного отца бабки не тырил. Так-то, Эдик.
После неприятного напоминания щеки Эда стали пунцовыми. Странно, но ему было до сих пор стыдно перед отцом.
Между тем Петр Андреевич положил очищенный подшипник на верстак, застеленный рваными газетами, и снова полез в ведро.
– Ты ведь наследник, – выложил последний козырь Эдуард. У него зрело стойкое ощущение, что отец либо издевается над ним, либо окончательно отупел среди своих ржавых железок и не соображает, на что так усиленно он, его единственный сын, намекает, едва ли уже не тычет в лицо.
– Так вот оно что, – наконец протянул Петр Андреевич. Вытерев руки прямо об штаны комбинезона, он уставился на Эда. – Вот зачем ты приперся. Да еще и группу поддержки прихватил.
– Пап, перестань.
– Что у тебя с рожей, кстати? Где приложился? – осведомился отец. В голосе его не было и тени сочувствия, лишь сухое любопытство, и это еще больше разозлило Эдуарда, который и так с трудом держал себя в руках.
– Не важно. Упал неудачно, – нехотя пояснил он. – Так в чем проблема? Я не могу узнать у отца, почему мы не можем наследовать имущество деда? Пускай даже у него была другая семья?
– Ишь ты, вспомнил про кровные узы, – ухмыльнулся Петр Андреевич. – А когда дед, утыканный трубками, в госпитале валялся, ты хоть раз его навестил? Нет. С днем рождением хоть раз поздравил? С днем Победы? Нет.
– Какое это имеет зна… – начал Эдуард, но Петр Андреевич его перебил:
– Ты вылезаешь только тогда, когда у тебя самого припекать в одном месте начинает. Напомнить про твой финт с кредитом, когда я за тебя, дурака, почти два миллиона отдал?! А когда тебя с травкой в клубе взяли? А когда ты чужой «Майбах» разбил? Если бы не дед, впаяли бы тебе срок, и куковал бы ты сейчас на зоне!
– Ты теперь меня всю жизнь этим попрекать будешь? – глухо спросил Эдуард. Его кулаки совершенно бессознательно сжимались и разжимались. Он все меньше и меньше мог себя контролировать, ввергаясь все глубже в водоворот обид от отцовских упреков.
– Нет, только сегодня, – спокойно отозвался Петр Андреевич. Тыльной стороной ладони он смахнул пот с лысины, оставив на лбу грязное пятно. – Я тебе уже давно не нянька. А насчет родственных связей…
Он глубоко вздохнул, переведя дух, потом степенно продолжил:
– Так и быть, скажу тебе кое-что. Старик Протасов – не мой отец. Уж так вышло, что твоя бабуля загуляла с одним хахалем в далекие советские времена. Только старику об этом, конечно, не сказала. Этот хахаль, мой настоящий отец, сам пришел к Протасову и все рассказал. Мол, так и так, давай решать, я люблю вашу жену и прочая ерунда про любовь-морковь. Протасов ему морду набил, а потом к жене, значит. Ну та во всем призналась.
Эд ошеломленно смотрел на отца расширенными глазами.
– Че таращишься? – криво улыбнулся Петр Андреевич. – Се ля ви, парень. В жизни еще не то бывает. Мать мне рассказала правду об отце, когда мне восемнадцать исполнилось. А до этого я Протасова считал предателем – как же, ушел и бросил нас! Как бы то ни было, после того случая старик вообще на мне крест поставил. Развелся и забыл о нас. Спасибо, хоть «двушку» в Бирюлево купил… Только он меня сразу предупредил – мол, ребята, больше ни на что не претендуйте. И в завещании я вас не буду указывать. Поэтому мы в пролете, паря. «Двушка» – это все, что дал нам старик.
– Которую ты потом разменял на «однушку», – машинально поправил Эдуард отца. Тот с нескрываемой злобой взглянул на него:
– Правильно. Разменял, чтобы за тебя, тупицу безмозглую, расплатиться.
– Только вот теперь мне жить негде! – взорвался Эдуард. – Ты бы еще коммуналку купил или конуру собачью!
– Почему негде? – хладнокровно ответил отец. – Ты прописан в Бирюлево, возвращайся в родные пенаты. Я тебя загружу работой, будешь мне в гараже помогать… Может, даже деньжат заработаешь.
– Я лучше сдохну в канаве, чем жить с тобой, – процедил молодой человек. Веко подбитого глаза задергалось, лицо пошло красными пятнами.
– Ого. Да тебе в дурку надо, шизик, – заметил Петр Андреевич. – Давай-ка ты вали отсюда, пока я тебе второй бланш не поставил!
– Это все из-за тебя! – брызгая слюной, завизжал Эдуард, полностью теряя над собой контроль.
– Что?! – Напускное спокойствие Петра Андреевича словно ветром сдуло. Он тяжело поднялся, сверля взглядом беснующегося сына. – Что ты сказал, щенок?!