— Здесь еще кое-что. Я пометил красным карандашом программы, которые, по моему мнению, принесут наибольший доход и которые мы можем купить для следующего сезона.
— Хорошо, — сказал я. — А что в этом сезоне?
В его голосе появились покровительственные нотки.
— Чего уж там! Сейчас октябрь, и у нас не хватит времени купить что-нибудь приличное раньше, чем к следующему сезону. С этим уже ничего не поделаешь.
— Ничего?
— Ты что, шутишь? Ты же прекрасно знаешь, что на этот сезон все раскуплено несколько месяцев назад.
— Я ничего не знаю. Я знаю только то, что я сейчас на виду и представляю прекрасную мишень для каждого, кому не нравится мое появление в компании. К тому же ты знаешь Синклера лучше, чем я. Он рассчитывает на меня.
— Он не ждет от тебя чуда.
— На что спорим?
Он промолчал.
— Как думаешь, почему я получил эту работу? — спросил я. — Потому что предполагается, что я человек, способный творить чудеса. Вспомни, что я сделал для «Грэйтер Уорлд».
Он молча выпил мартини.
— Кто из кинокомпаний сейчас в загоне? — спросил я.
Он хмуро смотрел в свой стакан.
— У них сейчас у всех никудышные дела. Ни одна компания не получит в этом году хороших доходов. Они из кожи вон лезут, чтобы сочинить такой годовой отчет, из которого нельзя понять, что они катятся вниз.
— Ладно, — сказал я. — Я хочу, чтобы завтра утром ты отправился и купил мне столько лучших художественных фильмов, сколько сможешь. Единственное условие, чтобы они все были выпущены после сорок восьмого года.
— Ты шутишь? — слабым голосом сказал он.
Я знал, что он имеет в виду. До сих пор ни одна кинокомпания не предоставляла права показа по телевидению фильмов, снятых после сорок восьмого года. Я продолжал говорить с ним холодно. Пора уже ему понять, кто здесь босс.
— Единственное, где я не шучу, так это в бизнесе.
Это подействовало на Джека так же, как и на Синклера. Его голос слегка изменился.
— Но это будет стоить целое состояние.
— Неважно. Ты ведь знаешь, какими деньгами располагает «Синклер ТВ». Больше ста миллионов.
— А что ты собираешься делать с этими фильмами, когда приобретешь их?
— Буду показывать их в субботу вечером с девяти до одиннадцати. — Я заметил, что он сказал когда, а не если.
— Но это же отказ от всего, что достигнуто телевизионщиками на сегодняшний день. Сначала они показывают свои программы, а художественные фильмы — «на сладкое».
— Да, но это другие телекомпании, а Синклер сейчас сидит по уши в дерьме. Единственное, что у него есть, так это деньги. И я хочу использовать небольшую часть этих денег, чтобы заставить других потесниться.
— Ничего не выйдет, — запротестовал он. — Надо создавать свои собственные программы.
Я знал, что его волнует. На художественных фильмах Джек не будет получать свои десять процентов комиссионных, и ему не хотелось лишить себя чека на крупную сумму, которую он получает каждую неделю.
— Ты прав, — сказал я. — Но все это мы будем делать в следующем году. Ты ведь сам сказал, что сейчас у нас уже нет времени.
— Все просто поднимут тебя на смех.
— Ну и пусть. Мне все равно. Главное — это рейтинг. Думаю, им будет не до смеха, когда опубликуют результаты.
— И когда ты думаешь запустить их? — спросил он.
Я видел, что Джек лихорадочно соображает. Он понял, что здесь пахнет крупными деньгами и что ему удастся отхватить себе куш. Но это было его дело, и меня оно не касалось, лишь бы он делал то, что надо.
— В январе, — ответил я.
— Времени в обрез, и обойдется все это дорого.
— Ты уже говорил это. — Я взял стакан с мартини. — Ты знаешь, какой девиз у кинокомпаний? «Фильмы — это лучшее развлечение». Так вот, я с ними согласен.
— Буду надеяться, что ты прав, — сказал он мрачно, поднося стакан к губам.
— Я знаю, что я прав. А теперь давай закажем ужин, а ты позвони своим ребятам и скажи, что встречаемся у меня в одиннадцать часов.
Он протянул руку к телефону на столе.
— Скажи еще раз свой адрес. Сентрал-Парк-Вест, номер двадцать пять?
— Нет, — ответил я. — Уолдорф Тауэрс, пентхауз «Б».
Я чуть не расхохотался, увидев, как вытянулось его лицо.
— А я и не знал, что ты переехал.
— Сегодня днем перебрался. Мне нравится ходить на работу пешком.
Глава четвертая
На этот раз, когда я вошел в вестибюль, все уже знали меня. Обе девушки за стойкой приветливо улыбались.
— Доброе утро, мистер Гонт, — поздоровались они почти хором.